писанинки :)

[Gazero]

E-Manta

Рассеивается в бесконечности звезд и синевы, вихрях комет, планет, точно легкие волны воды - то плывет вдаль, осторожно пробуя каждый свой шаг... Крошечная черепашка, что купается в лужице созвездий, на спинке ее стоят миниатюрные слонята, каждый из них скучающе глядит в свою сторону: первый - на планетку вечного льда, второй - в края той, где всегда жарко, третий - на мирок, покрытый чудесными садами вишни и причудливыми водопадами, последний - в планету джунглей, родину необычных цветов и лиан, гигантов-растений.
Слонята очень грустили и безутешно вздыхали хоботками, чтобы привлечь внимание черепашки, давно уставшей от своих маленьких четырех друзей, но не имевшей права их бросить - тогда она будет, по ее тревожно бьющемуся стуку сердечка, в мысли: "Совсем одна"...
И, опустив на миг головку, чтобы спрятать слезки, крошечный обитатель звездных вечных глубин продолжал свой путь, унося на себе слонят и новый, целый мир на их спинке, периодически останавливаясь, чтобы оглянуться на две, лишь две планеты, к которым тянет вернуться вопреки всего...
На первой было белым-бело, и светло, все соткано точно из чистейшего сияющего белоснежного камня, и даже сквозь травинки и радугу цветов, ягод, проливался, как сердцевина, белый свет. Ближайшая звезда освещала только одну сторону того прекрасного мирка, и даже тогда выпадал переливающийся, пушистый снег, и в атмосфере планеты становилось больше прозрачно-белых листиков, следов и незримых ручейков удалявшихся эхо; на прогретой стороне - была лишь приятная прохлада синевы и свежести, и порою в дожде играли сиянием отражения ее самой - белой, завораживающей спокойным и тихим светом.
Много дивных существ жило на той планете - кто-то, махонький, с круглыми большими-большими глазками, постоянно в пути к собственному домику, хотя его сияющие полупрозрачные складочки тупотали чуть над его лестницами уж сколько раз; среди снежных лесов и долин жили белые тюленята, моржики с усиками и безобидными бивнями, белый с черным носиком моржонок Иля, что очень любил этот мир и все понимал, хоть и не говорил, тихонько наблюдая за волшебством той планеты с подушки снежной горки, в лабиринте бело-ледяных застывших, точно алмазы, огромных деревьев - прятался почти белый, мягко-зеленоватой нежной шубки, покрытой пятнышками легких синевато-темных теней, с огромными ушками, умными огромными раскосыми глазками, умилительным носиком, ротиком и лобиком, в центре которого сияла непрерывно переливающаяся звезда.
Это была Луна - Хранительница сказок, чувств, снов и мыслей. Именно она оберегала день и ночь, пожалуй, одну бесконечную длинную ночь, белую планету. Крохой со звездочкой во лбу она пряталась от беды или когда хотела сохранить что-то крайне ценное для себя, подождать того, кому без грани преданна...
Но стоит отодвинуться нередко шелестящему и хрустящему занавесу снежного леса Луны, она выйдет: тихая, огромного роста девушка, с сияющей кожей, волосами и одеждой, у нее зеленые чуть раскосые глаза, слабый румянец щек, на бледных губах порою лишь слабая улыбка, едва-зеленоватые волнующиеся локоны, ниспадающие точно от ветерка на складки простенького приятной синевы платья с вырезом, причудливая корона из белого мрамора в виде шариков-ушек с крохотными сережками, чтобы скрыть настоящие, застегивающаяся сразу на подбородке и с той же сверкающей неугасающей звездой бриллиантом в центре.
Луна печально окидывает свои покои, изредка порываясь улететь в бесконечную высь... на огромных крыльях белоснежного зверька, что был почти гигантским, но не слишком большим для своего вида, с явно выраженной шейкой и грудкой, с непропорционально большой головкой, коротюсеньким тельцем, крошечными задними лапками и длинными-длинными передними, у этого создания были тоже зеленые глаза, как и у всех сородичей, сотворенных когда-то миром Луны, нежно-розовые носики и глубинки маленьких ушек, несмотря на когти и внушительные размеры с массивным хвостом (это были миролюбивые кады, верные стражи белых его долин).
И вот снова она летит, сквозь почти вечный холод своей планеты, навстречу... черепашке, слоникам, все тоскующим в звездных мерцающих водах бескрайней синевы без нее и...
Без розовато-красноватой планетки в кольцах, с мистическим гулом опоясывающих ее, точно магический циферблат, как невиданные весы, они наклонялись во все стороны от непрерывного обдумывания, переживания, противоречивых порывов... на этой планетке тоже были день и ночь, только дня было больше, а ночная прохлада была слабой, томящей, быстротечно таяли капельки дождя на паутинках джунглей, пестрящих сочными красками, пьянящими ароматом цветами, спелыми фруктами и ягодками, стыдливо прятавшихся в алом тумане заката...
Там, в мерцающих светлячками, в шелесте листвы, тоже охраняли чутко леса кады, только они были совсем другие - с радужными глазами, зеленоватыми носиками, более крупные, чем их белоснежные братья, с более мощными когтями, и пушистая густая шерсть их была ярко-красной, переливающейся, почти рубиновой. Здешние эти зверьки, напоминающие морских свинок коротким тельцем и огромной мордочкой, и льва - хвостом, тоже были спокойными и дружелюбными, потому совсем не боялись своих соседей и уважали их - рассу существ, питающихся травой, бегающих на лошадиный манер, но с длинными железными рогами вроде бычьих, - рыжеволосые кудрявые юноши и девушки и дети, с тонкими чертами лица и фигуры - минозавры - свободное и в случае нужды - воинственное племя, верно чтило память и обряды послушания лишь одному существу...
Это был светло-светло-розовой, почти белой расцветки единорог Сатурн, с зелеными глазами, периодически показывающийся им вожаком кадов - сильного, сурового с недругами этого самца легко было отличить по еще более короткой и коренастой шее, плечам и груди, по поясу из ослепительного темно-зеленого серебра, переходящим в подкладки на верхние суставы передних лап и шлем, украшенный пронзительно белым камнем...
Но никто не видел его истинного образа - как только последний минозавр забывался дремой, и на стражу сна семей кадов выходили первые зверьки их, вожак их, уединившись, превращался в единорога, а после бежал, бежал без оглядки, тоскуя по светлому-светлому лесу, который был только в мире Луны. Иногда его сердце не выдерживало тоски по нему и... его хозяйке, тогда он, бережно укрывая листвой опавшие лепестки самых нежных цветов и только уснувшие или распустившиеся их бутоны, и поворачивался всем телом, всем взглядом и сердцем, памятью туда, откуда лился мягкий белоснежный свет...
По ниточке его спускались и вновь уносились ввысь разные существа той и этой планеты - вяфки - полупрозрачные искристые собачки всех пород, дивный жучок, с иссиня-черной спинкой, усыпанной приятными белыми пятнышками, ламантинчик Нерей, любящий плыть в бескрайних морях тех планет вместе с медузкой Бузей и белыми тритончиками, дельфином, скатом, с розовой оборкой и глазками, прелестными рыбками - точно лепестки, роскошного хвостика, чуть ли не со спинки и с самой головки; с умными глазками и философствующие о чем-то своем упитанные важные, с щечками и усиками во всю длину крылышков-плавников, тоненькие, светящиеся красочной чешуей малыши, они были самых тонких цветов: розоватые, приятно-алые, чуть синеватые, мягко-апельсиновые, светло-солнечные, чуть салатовые, белые; и многие другие...
У последних ступеней этой лестницы стоял преданный привратник - бог Анубис, мужчина с головой черного пса, в человеческом облаке показывающийся в виде юноши с короной фараона, с белыми ободками у бровей и на щеках, в черной тунике и с двумя мечами-лезвиями света - желтый и красный, у первых - его сестра, Баст, женщина с головой кошки, превращающаяся в задумчивую девушку с короной фараона с длинными, как косы, концами, и белыми ободочками у глаз и щек, где-то посередине лестницы стояла крошечная по сравнению с ними, маленького роста, Алая Девушка...
Даже Луна не знала, откуда она прилетела и что она делает на планете Сатурн, как ее зовут и зачем она так часто появляется в ее мире. Условно говоря - она была не то ближайшим помощником хозяина соседней ало-розоватой звезды, не то... его отражением, одним из обличий!.. Эта странная девушка, едва доходящая до пояса ей, со светлыми, почти белыми волосами, кожей и глазами, чуть раскосыми тоже, подетыми ало-розоватой дымкой, в открытом восточном легком одеянии, с короной, состоящей из легких перышек на ободке из золота, розового лепестка, падающего на лоб в середине цепочки и тонких сережек - ободков по бокам; задумчиво отчего-то молчащая, тоже смотрит и ждет черепашку со слониками, что вдали плывут в созвездиях, и будто ее частица, просто в какой-то миг заблудившаяся и теперь не может найти ее...
"Не Сатурн ли ты? Ответь, прошу!.." - не раз спрашивала свою загадочную подругу Луна, отводя взгляд, в смущении наблюдая, как... белые кады вместе с рубиновыми с радостью неторопливо прогуливаются, мощной передней лапой осторожно ловя переплетающиеся в танце розовые, красные, белые лепестки и перья неузнанных птиц, а среди минозавров до сих пор явственно слышно эхо ржания счастья (они общались с единорогом)! И ее крошка со всех складочек бросался прятаться и с глухим писком округлял еще больше глазки и замирал, будто видел уже узнанный - или, еще лучше, - незнакомый замок; только завидев переливающуюся фигурку Алой Девушки. Внимательно смотрел на нее и Совенок, что жил в лесу Дождя Алмазов - он уже что-то понимал, и опускал бусинки глаз, проводя ими улетающих вместе розовых попугаев, точно предчувствуя, как...
Однажды, в спирали бесконечных звезд, Луна, уносясь в звездном вихре, под звуки волшебных самых тонких невидимых инструментов, вдохновленная, ловя ушками сквозь мрамор причудливой своей короны нотки то арфы, то флейты, то лютни, то колокольчиков и перестукиваний ветров, каких ее планета не знала, как точно чье-то биение сердца и дыхание, чья-то близкая и знакомая до трепета тень были рядом и помогало воплощать свою задумку; проводила пассы руками, забывая обо всем, отдаваясь полету, направляя свое сияние и тепло на... тотчас забившийся пучок света, принявший форму яйца. И с новым восходом белого светила на обоих мирах (ее и создания Сатурн) - скорлупка яйца треснула, в красоту звезд тихонько окунались глаза новорожденной черепашки и слонят на ее панцире, течение знаков зодиака, скрестившись, бережно отнесли их вдаль, девушка, не имея сил сопротивляться чарам музыки, стараясь не закрыть совсем глаза, попыталась оглянуться - скользнула тень, что стояла позади нее и тотчас исчезла, ало-розовая и так пронзительно четкая (увидев рождение черепашки и ее четырех спутников и заметив эту тень, Луна потеряла сознание)...
Она очнулась в снегу своей планеты, и задрожала - по ее телу все еще пульсировали излишки света, но снег обжигал холодом, с усилием она хотела встать и не могла - нет сил, желания - мысль укрыться снегом и забыть хоть на миг все произошедшее - тень и ослепившее, пронзившее насквозь сияние, точно не только свое, - клонила в пух белого льда... пух? Луна осторожно попробовала шевельнуться - не было... желания - так уютно, тепло, и то были не только снежинки, но и лепестки с перьями, запела, закружилась в глубине леса белая птичка, привычно ласково урчали кады, прогуливаясь хвост о хвост и, чуя и свою хозяйку тоже, подавали друг другу знаки оберегать малышей, самок, стариков и еду, держаться друг дружки; все вроде пошло по-старому...
Девушка пробовала вздохнуть глубоко и, наконец, подняться, но не могла - застегнутая и тяжелая корона, пробегающий холод сделало ее дыхание частым, как будто по всей фигуре пробегали маленькие иголочки (небольно, но соображать с ними - как в тумане, теплом, искристом, и вместе с тем - прохладном и осыпающемся дождем из лепестков)
"Надо вернуться к Сатурну" - притихло скользнул взгляд Луны вниз и она с решительностью еще раз попробовала подняться - не выходило - со спины зияла еще незажившая рана.
Девушка вскрикнула, вспомнив о ее причине, снова упав и не зная, куда идти дальше, хотя ей была подвластна не одна планета: единорог, которого она вынуждена была увести из светлого-светлого леса, единственный тот, кому радовались зверушки, друг кадов и моржиков с щенятами... Он отчего-то с некоторых пор впал в такое отчаяние, что побежал за ней, не осознавая, что творит, едва не пронзив ее рогом; не то отгоняя от себя, не то желая вернуться - навсегда запомнила Луна тот миг и его взгляд, отбросивший ее белым кадом с надломленными крыльями броситься под защиту этих самоотверженных зверьков; почуяв страдания девушки, один из них уже мчался на помощь; она обрадованно ступила ему навстречу, и... тотчас отшатнулась - перед ней тяжело дышал вожак рубиновых кадов.
"Сатурн, прости!" - только и смогла шепнуть Луна, отвернувшись и обреченно зашагав было обратно, вспомнив о том, что черепашка, слонята, мир Сатурна и ее нуждаются в ней, надо только незаметно юркнуть к себе в покои большеухим крохой со звездочкой на лбу, чтобы начать...
"Ты вроде давно знаешь кадов и так и не поняла, что от них не скрыться?" - раздался в тишине... мужской голос, который совсем не походил на тот, что был у Анубиса.
"Кто здесь?" - встревоженно осмотрелась Луна, понимая, что все на планетах все же живет и будет жить своей жизнью; в небе не было никого, по сторонам и впереди - только рубиновый зверек в латах, может, послышалось, или то еще все музыка не покидает ее, и даже не она, а что-то такое, что несомненно было и есть, но что?.. Ощущая, что мысли отказываются работать, девушка собралась с духом, погладила вожака кадов по макушке и, опустив голову, медленно пошла вперед, искать единорога.
"Останься, прошу!" - внезапно ее несильно схватили за руку, тот же голос.
Чувствуя, что она начинает дрожать от непонятной все еще ей робости, Луна, приготовилась оградиться своими потоками сияния и тепла от преследующего Анубиса, что тоже мог менять обличье и голос; или...возможно - чужака (кроме единорога Сатурна, которого она любила больше других творений всех планет, и него других мужчин просто не может быть, самцы минозавров и кадов не в счет; неужто опять гость, надо разобраться).
Она повернулась и... широко раскрыв глаза, выдохнув от изумления, без сил, качнувшись едва вперед, чтобы обернуться, упала на руки мужчине, окруженного ало-розовой дымкой, в белом убранстве и с убранным мечом, на голове у него была корона из золотых перышек, на лоб падала цепочка с нежно-розовым лепестком посередине.
"Ты - Алый Юноша, брат Алой Девушки?" - едва выговорила она, слабо пробуя высвободиться (он бережно приближал ее к себе, обнимая).
"Я - Сатурн - тот, которого ты любишь и который любит тебя, тот, кто тоже сотворил эти миры и подарил их тебе... Нам... Ты не ошибалась... Поверь, не ошибалась - заключил он, глядя в ее глаза, - Алая Девушка - это была лишь Моя Тень"
"Не может быть, я видела единорога" - Луна побледнела и ее сияние задрожало от предчувствия, догадки, как назвать это - она запуталась; тяжелая корона клонила ее голову, но она сделала усилие над собой и подняла ее умоляюще, обращая к мужчине. - "Я устала, помоги мне, если ты Сатурн, то... Прости меня, прости за все, я всегда любила тебя больше всех планет... Неужели тогда..."
" "Тогда" уже почти не имеет значения, у нас есть настоящее и настанет в свое время будущее..". - тихо кивнул он ей, наклоняясь к ее уху, пробуя расстегнуть корону.
Сатурн, дав знак вожаку кадов вернуться к своим, повел ее в светлый-светлый лес, вновь укрытый снегом, но вечно цветущие волшебные деревца не уставали ронять белые, красные, нежно-розовые лепестки, ввыси летает белый соловей, поднимаясь к бесконечному лучику, белому, мирка Луны, она слушала с сожалением его вспоминания и хотела отдать свои, но не могла - слишком многого она не смогла понять и простить себе, потому не имея сил сказать, ее губы замерли, приоткрывшись, глаза вопрошающе поминутно, опускаясь или обводя просторы вокруг, осторожно касались глаз того, кто снова был рядом, в лучшем месте ее планеты, и, видно, от осознания этого прощает все, и хочет услышать ее голос.
"Но как же?.." - наконец нашлись скупые слова и отчаянно бережно поднялись взглядом Луны в его душу (как и раньше, она осторожно погладила его рукой, легонько касаясь теперь его руки).
"Я понимаю, ты хочешь услышать все... - долго молчав, сказал Сатурн. - Если можно, услышь меня. - он закрыл глаза, потом снова открыл их, (такого взгляда он не дарил никому), только ей, приготовившись вырвать из сердца самое сокровенное (для нее, Луны) - Зачем все это, если б не ты? Если б я не осознал, что ты вправду любишь меня?.. Я честен с тобой, как ты со мной, и не потерплю какого-то пустого или ненужного надрыва, даже если он будет жертвой и ради меня - у меня тогда разрывается сердце и не знаю, как помочь, поддержать и защитить тебя. Да, в моих силах держать свою планету и не одну ее, да зачем они мне одному? Есть у меня преданные друзья и родня, ты их знаешь - Анубис, Вождь Минозавров, Белый Соловей - можно сказать, это моя душа отчасти: я бы не справился без них и потому создал вожака кадов, превращаюсь в единорога, дабы оставаться с ними и вместе защитить наши хрупкие мирки... Но... Разве я оставлю тебя одну справляться с ними?.. и ты права, Алая Девушка - моя Тень, я создал ее ради тебя; теперь я оставляю ее в покое и с тобой полностью открыт... Знаешь, я признаюсь, просто не видел другого выхода сказать тебе: как только ты, пожалев меня, оставила меня в этом лесу, все оставалось со мной, было тепло и хорошо, как это видели его другие обитатели, я же... был в еще большей расстерянности, чем сейчас, думал, что сойду с ума - мне было больно до того, что как только ты увидела мои страдания и захотела прийти на помощь, я нечаянно ранил тебя.... Раскаиваюсь, ты все видишь... - (ало-розовый туман в его лице и фигуре осел и стал редким - все забелело, как сияние Луны) - Но когда ты вернулась, я.... Не нахожу слов, что творилось в моем сердце - все прекрасно... пронзительно осознавая, я полюбил тебя еще больше... Я люблю тебя!" - бессильно чуть повысил голос он и заговорил после паузы снова, тоже задрожав и придвинувшись ближе.
" Я люблю тебя тоже, моя луна!.. Мне одиноко и пусто без тебя, мне не верит никто, но ты... Вот просто когда чувствую или представляю тебя рядом, мне больно и легче одновременно, я начинаю думать о том добре, что ты сделала для меня, о твоем дивном мире и тебе... - Сатурн пронзительно всмотрелся в глаза девушки, мягко наклоняясь, - и начинаю вспоминать тебя всю, разную, когда ты урчишь другим кадам в небе, гуляя с их малышами, ловлю каждый шелест веток, если понимаю, что там ты, робким и пушистым комочком с ушками и звездой в лобике, чутко дремлешь... Но более я люблю не твои обличья - тебя, принимаю, жду, и... Луна, я увидел тебя!.. Может, ты до конца меня тогда и не знала, просто мой взгляд остановился на тебе... Вот и сейчас не могу отвести его от тебя, твоих зеленых глаз и волос, ресниц, лба, щек и губ, от твоей шеи и плеч; от твоей фигуры; тебе стоит только показаться, как меня начинает раздирать тоска и желание еще раз тебя увидеть и услышать... просто почувствовать твои шаги и твое прикосновение..."
Луна чуть хотела отклониться, но он не дал ей, торопясь высказать: "И когда я остался после первой нашего расставания в светлом-светлом лесу - тебе надо было вернутся, ведь твой мирок соскучился по тебе и это чувство передалось тебе, меня пронзила дрожь - ты уходишь. Охватил страх больше никогда тебя не увидеть и потому я стал догонять тебя мыслено, в мечтах, гладить, обнимать и целовать, без памяти, потеряв контроль над собой... Все, все, только не оставляй меня в одиночестве вновь... Ты же любишь меня, я чувствую, почему ты убегаешь? Не бойся ничего!.. Это правда, я думал и кричал без слов так, и сейчас тоже... У меня нет сил расстаться с тобой вновь, я люблю тебя! Да, может, странно, дико, как угодно, но... Люблю тебя!.. И как только ты заблудилась в моих джунглях, я бегал как не свой, лишь бы найти тебя и освободить тебя от пут Царь-Дерева (кругом стоял шелест листьев всех тех деревьев, что кружатся в его пещере, и он заглушал мои шаги, навалившаяся листва скрывала тебя от меня, но... Ты, наверное, не забыла, как..."
"Я все помню" - тихо ответила она. Проводя пассами света, вырывая снова потаенные льдинки сомнений и обид из воспоминаний, запускала сюжеты из светло-светящихся очертаний, один за другим: вожак кадов, пытаясь прорвать живые веревки Царь-Дерева, бил мощным хвостом, махал когтями, пугая и точно нападая, что совсем не походило на мирных членов его стаи; отчетливо удар за ударом от длинных лап невольно ранили хрупкую Луну и в один момент она почти безжизненно повисла на путах; громкий хруст (они упали, но рубиновый зверек в латах, жалобно гулко завыв, дрожал всем тельцем, ощетинясь, как бы борясь с самим собой - он понимал, что его хозяйка, да и вообще... слабая, одинокая девушка вот-вот может умереть без его помощи; или именно это пугало его, пронзало огромные переливающиеся глаза ужасом стыда перед собой? Так или иначе, вожак кадов, терпеливо, но твердо рыкнув, скрылся из виду...
Луна долго не понимала тогда, что происходит, как теперь относиться к своим любимым существам, да, немного другим, возможно, теперь совсем другим, но... вопреки логике, обстоятельствам, глазам, с невольным страхом цепко ловящим то одну рану, то другую, то чужие джунгли из которых возвращаться в родные целую вечность, вопреки всему она молила себя только об одном: "Не уходи, любовь, из моей души... Кто без тебя из кадов выживет, если я перестану тебя испытывать к вожаку? Это... Не он, не он! Его что-то или некто принудил быть таким!.. Надо подумать, подождать, осмотреться...". Махоньким, незаметным зверьком с умилительными большими ушками и огромными глазками, со звездочкой на лбу, она с трудом вернулась в свои заснеженные покои; думая... Вернуть все, как было - чистое, белое сияние почему-то уже не то, и какой-то алый, розоватый оттенок появился в каждой снежинке или штрихе тени, словно поблизости печально томилась чья-то душа, не зная, как унять боль...
С трудом выжившие минозавры, оправляясь от нее, заплакали, отказываясь от травинки и сна - ушел единорог, что-то случилось с их надеждой и мечтами, и теперь они почти совсем как лошади, просто бегали племенем с места на место, чуть что - наклоняя голову, выставляя острые рога и показывали шипы, спрятавшиеся на кистях руки; и не узнать их тоже, некогда радовавшиеся распускавшимся фиолетовым розочкам и радужным пещерам; Значит, они не причина, они ведут себя как стражи снежных лесов и красочных джунглей, впрочем, старающиеся быть такими же спокойными и занятыми заботой о друг друге и более мелких соседях, урча и поводя длинными хвостами; что же делать? Девушка снова и вновь обходит планеты, свою и Сатурна, впервые ощущая пронзительную смену света и тепла на них, но ловя кожей дрожь - полупрозрачный малыш ее мирка испуганно забился под пенек и не решается оттуда выйти - запертые кошмары вырвались без хозяйки планеты наружу, такие, что даже он боится, и одной ей не защитить перепуганных, смутившихся жителей своих владений...
Первая мысль Луны была - обратиться к единорогу, ведь они были лучшими друзьями столько лет, и... нет, она любит и верит ему, неужто он больше не вернется, и покинул даже Светлый-светлый лес, созданный для него и оберегаемый от всех бед? Она остановилась и, закрыв глаза, тяжело выдохнула - нет, это вольное, близкое ей существо, вольное (свободное)! Он не игрушка, она его любит... Любит... Что ж, надо научиться быть без него, может, он еще вспомнит о ней, может... Сейчас другие задачи, столько их накопилось... Пока она гуляла вместе с Сатурном по чудесам своей планеты, по уголкам его мирка, во всем видилась лишь сказка, и были силы и выходы спасти любое волшебное творение, а теперь... Ну, что ж, теперь так, как есть...
Луна, как можно тверже, пытаясь скрыть обреченность, пошла в атаку одна, столкнувшись лицом к лицу с одним из самых страшных существ, что отбросил войска Анубиса и Баст даже, Красным Человеком; черно-красное лицо его озлобленно-холодно подсвечивалось маленькими желтоватыми глазками, замок его, вечно наполненный гостями и трофеями, готовил свои ловушки для храброй, но все же слабой в схватке девушки, силы были неравны и Луна... Как тогда, отчаянно выставила руки, показав готовность защищать всех своих созданий и их мир - все, что она любит, ни смотря ни на что, до конца (противник вот-вот нанесет свой последний, победоносный удар)...
Упавшая, она ждала своей участи, больше не превращаясь в зверька и в белого када с крыльями (даже того, с кем сражаешься, можно уважать и потому не забывать о честности); Красный Человек вплотную подошел, приготовив алый длинный клинок света; но... Вдруг отступил и точно исчез, словно и духу его не бывало; последнее, что видела Луна в наступившем темно-бело-алом тумане, густом и неприятном, вязком, это убежавшую к себе в замок фигуру Человека, уносившего на своих руках еще одну, ранее никогда не встречавшуюся ни на одной планете, тонкую, точно... девушки в восточном, легком наряде, от которой шел чарующий алый свет!..
Вскорее от его потока Красный Человек ушел и больше его не видели ни на одной, знакомой Сатурну и Луне планете, Алая Девушка... Это странное творение также покинуло владения самого жуткого создания, хотя по своей красоте, мягкому нраву вполне могла с ним ладить и, быть может, осчастливить; но вскоре до девушки дошел слух, что незнакомка сбежала от ее врага; не желая ему что-то простить, хотя ничего плохого он ей не желал и готов был разделить, отдать все сокровища и трофеи, всю свою силу ради того, чтобы быть с ней; она убежала, не оглядываясь, вылетев в окно замка Красного Человека, и только ее и видели крошечные круглые глазки, спрятавшиеся от всего, что творится за бледно-сияющей луной...
Огромная, задумавшаяся прекрасная девушка, носившее это имя, с мягкими светло-сияющими чертами лица изумилась, что пришедшее существо никамими судьбами не хотело объединиться с самыми могущественными богами - привратником Анубисом и его сестрой Баст; да и чего греха таить - Луна отчетливо увидела теперь, как искала дружбы с незнакомкой умиротворенная фигурка с длинными косами на манер короны фараона, поглядывая снисходительно зелеными глазами с белой каемочкой, как ее брат вздыхает по таинственной Алой Девушке, воя по ночам, уединившись от своего войска...
Анубис внезапно скрестил оба меча, убивая собственное порождение, чтобы только избавить от страданий, как ему казалось, прекрасную манящую живую загадку, все светившую издали алым приятным светом, чем... подорвал ее доверие и Алая Девушка сказала ему: "Подумай, что ты делаешь?!" (Мечи вспыльчивого бога нанесли новые раны одной из подопечных его собственной сестры, ни в чем невиноватой, тихонько охранявшей себе неувядающие розы и лучики солнца, облака, что росли из ее сердца, не без боли); увидев последствие, Баст отказалась от мысли дружить с ней, как будто это все - ее вина, просто стоявшей между ними на лестнице эпох и мыслей, чувств, круговоротов стрелок звезд и туманностей...
Луна всмотрелась в лицо Девушки, покидавшей ступени самых главных хранителей планет: что было на нем - сожаление, гордость, радость, тоска? Сияющие алые искринки вокруг мешали разглядеть ей до конца, полностью увидеть и осознать, вдуматься... И события, невольно, как распутывающиеся нити, все разворачивались дальше, вперед, не то в прошлое, не то в настоящее, не то в будущее; и она с трепетом, затаив дыхание, вместе с мужчиной, тихонько и незаметно глядевшим на нее и на них; смотрела, как...
Алая Девушка бродит по ее владениям, точно ищет кого-то, ей непривычно после теплого и яркого мирка оказаться в царстве снега и сумерек, но в глазах ее было одно: "Это ее мир, таков ее мир, Луны". Девушка с упоением и каким-то сожалением ловила розовые и алые лепестки, снежинки, смотрела, как они почти не тают на ее маленькой ладошке; одинокий лес, светлый-светлый, снова под снегами, вдруг что-то мягкое, вихрем, капельками, стало падать ей на плечи, бережно касаясь, тихонько, как бы боясь потревожить и оставить в то же время, это были как крылья незримого ангела, встревоженного ее печалью и спешившего к ней; она оглянулась - никого, и только снегопадом, теплым, мягким, точно напоследок, падали белые перышки... Алая Девушка подняла голову вверх - там, мелькая среди заснеженных пушистых и высоких веток, бился... в свободном полете белый соловей, то порываясь навсегда покинуть лес, то возвращаясь к нему, не в силах оставить тонкую, чистую красоту тишины его тропинок, шелеста мороза и опадающих лепестков, то, что когда-то воспели его сердечко и горлышко, и теперь он, как в беспамятьи, все пел и пел песни, искал новые, но все нотки возвращались... сюда, в светлый-светлый лес, в котором гуляли единорог и прекрасная девушка, в немного синем платье, сияющая и точно сотканая из белоснежного света...
"Луна!" - ахнула Девушка, едва не ударившись, упав на снег и ощутив обжигающий холод, глядя вслед уносящемуся дальше в лес соловью, как... На себя: она тоже не знала, куда идти, вернуться, может, напрасно она покинула свой дом на планете Сатурна?.. Стоп! (дрожащая Луна внезапно широко взглянула, всмотревшись в ее взгляд - "Это я ошибаюсь, откуда я знаю, ее ли это дом? И кто она вообще? Он - (она стыдливо-осторожно опустила глаза в сторону мужчины, испытующе молча смотревшего на нее) - говорит, что она - лишь его тень, вызванная ради меня и что он - Сатурн, таков, какой есть... Почему я просто не могу это принять, ведь... Я вправду никогда не помнила, чтобы жила где-то Алая Девушка... Но и Сатурна я таким никогда не видела... Ничего не понимаю, отчего? Если это ты - мой любимый, единственный единорог Светлого-светлого леса... - Если это ты... Помоги мне, я буду тебя еще больше хранить! Пожалуйста, прошу..." - глаза ее снова аккуратно встретились с его взглядом...
"Я все сказал, да и нужны ли нам теперь слова, чтобы понять друг друга?.." - вздохнул он, явная грусть и сожаление чувствовались в его голосе (он, очевидно, желал освободиться и освободить Луну от тумана всякого рода, оставить только сияние, пусть и новое, но... Нечто не давало ему это сделать, что-то мешало, отвлекало, не отпускало... И он снова осторожно придвинулся вместе с ней к поплывшим вновь маленьким миркам не то прошлого, не то будущего...
Где-то там... Алая девушка остановилась и, бесцельно возвращаясь к себе, пытаясь образумить, что найдется, чем заниматься, хоть и немного лун и сменилось, ничего не упустится при желании... Она стала на место привычного всем правителя мира Сатурна - новая роль, новые проблемы, не так быстро и легко, как разделять обязанности привратников той Лестницы; да и жители, признаться, что-то не в восторге от нее, а если и было облегчение и радость - то быстро сменились тоской по старому хозяину: никогда еще ими не правила девушка, да и сам мирок не предоставлял таких условий, чтобы она правила - жара, резкие и короткие ночи, суровые, куда более суровые кады и орда минозавров, с которыми шутки плохи. Ну, что поделать? Надо возвращаться к тому, что надо, необходимо! - и Алая Девушка одела привычные вожаку кадов зеленые латы, единорогом поскакала по долинам засушливым, полным кровожадных и несправедливых к более маленьким и добрым зверюшкам, джунглей; ("Так это все правда!" - ахнула Луна, не имея силы закрыть глаза - она понимала, что лучше увидеть все, как есть!) - острому рогу чудной лошади приходилось ранить, калечить, отстаивая порядок, справедливость, не допуская хаоса, способного разрушить самый стойкий мирок...
Но никто не видел слез Алой Девушки, как она бежала... в сторону белоснежной планетки и долго-долго думала, смотрела на нее, тянула руки, без слов поздывая тех, беленьких мирных зверьков, снежные долины и голос белого соловья, что был будто стоном ее души; "Луна, зачем мы расстались? Зачем ты покинула меня? Зачем?.."
И потом навязчиво-утомительно рассудок нашептывал: "Никто никого не покидал, просто так получилось... Да не ты ли оставил ее, чтобы спасти от Красного Человека? Вспомни, как она вынудила тебя бежать из Светлого-светлого леса..."
"Не помню" - тотчас раздавалось внутри Алой Девушки
"А ты вспомни! Твой мир пошел крахом, ты все бросил, чтобы отвлечь от нее того, кого она сама допустила явиться на свою планету; и... Ты опять за старое?!"
"Что ты понимаешь под словом "старое", Сатурн? Ничего старого нет, как нет ничего нового... И ты сам это знаешь... Ты что, сам себя перестал слышать?! Очнись!"
"Вот именно, очнись и забудь о Луне! У тебя собственная планета есть, и ты обязан оставаться на ней... Перед ее жителями обязан, твоими помощниками, твоими творениями... Ты Сатурн или Алая Девушка?!"
"Как я могу забыть ее доброту ко мне, и смысл это забывать? Такой же доброты просто нет, потому, что другой Луны тоже нет! Да, она гигантская, да, ее планета покрыта больше снегами, да она улетела, но..."
"Но что?"
"Прикажешь мне покрыть туманом забвения тепло ее, ее свет, причем целый Светлый-светлый... лес мы вместе создавали и мне всегда там были рады, забывая дожди и незнакомцев, она просто прогоняла туман и чужое, чтобы сохранить этот лес для меня!.."
"Никто не заставляет тебя следовать ее примеру, прежде всего она сама... Не она ли, хоть и плакала, но говорила: "Я люблю тебя, мой единственный единорог, и без тебя целый мой Светлый-Светлый лес, что живет только с тобой, будет грустить, как и я... Но ты ведь хозяин в нем, и... И ты волен скакать, куда угодно... Если позволишь, буду тебя лишь ждать..."
"Выходит, ты не слышал этих слов? А если и слышал, какой-то туман не пускает в твое сердце их свет..."
"Да нет никакого тумана, Сатурн, Луна напустила свой на тебя!"
"Что ты врешь?! - заорало что-то внутри ее ревом разьяренного рубинового сурового када. - От нее исходит нежное, белое сияние, я чувствую его до сих пор и оно зовет меня, вопреки всему..."
"А ты не иди!" - хмыкнуло нечто, умывая точно руки с шипами, пытаясь смыть кровь от ран, что не заживают.
"И что дальше? Это все, что ты можешь мне предложить?! "Не думай о Луне, займись своей планетой... Да я и так ею занимаюсь! Одному мне не справиться! Я не справляюсь один, не видишь что ли?!"
"Поищи себе помощниц... А она не оправдала твои надежды, и еще скажи, что я не прав!"
"Луна меня ни в чем не винила, и я ее знаю довольно долго, и увидел все ее черты, так что же? Она все мне прощает и простит... Другие так смогут, чисто, самоотверженно, всегда? Вот тебе вопрос, заткнись и думай..." - и невидимые рога как минозавра боднули бешенного дракона, со всей скорости, наскоком, не думая, заступившись за невидимого крошечного, забившегося в угол детеныша када (хотя в природе эти существа сохраняли паритет и ни нападали, ни защищали друг друга)
"М-да..."
"Ты поговори мне еще! - воинственный нрав, отдающий эхом взбешенного ржания заступника малыша-када, переходящий в сопящее мычание, как отдувался он, после разгоряченной битвы. - Вот и думай! Луна была права, Сатурн хозяин своей планеты и никто ему не имеет права что-то запретить... Даже ты, как ты себя ни назови - разум, совесть, или чувство... Или ты и есть тот самый туман, откуда я тебя, впрочем, могу знать?.. Думай! И не мешай мне! Я и Луна разберемся как-нибудь сами, что мы хотим друг от друга... Что хочу я... О чем мечтает она... Как-нибудь... Постараемся.... Без тебя... Сиди себе и не вякай, а то получишь!!!.. Думай!.. Только найдешь ли без Луны ответ?.."
И Алая Девушка, подняв голову и выбрав путь, пошла дальше, стараясь унять и понять рой мыслей и наваждений, что еще преследовали ее, как и...
Гигантскую девушку, чьи чуть зеленоватые волосы развивались от неспокойного ветерка, ничто не предвещало беды... ночь снежного леса казалась привычно спокойной и только отчего-то встревоженно запрыгали по веткам кады, уводя детенышей и самок подальше, предчувствуя битву... Привратник Анубис снова скрестил мечи, его сестра Баст натянула волшебный лук, на горизонте слышался точно табун лошадей и поднимались клубы пыли приближения чужаков... обитатели ночного леса забились в укромные местечки, ведь по сути своей были добрыми и не понимали, зачем воевать, потому были беззащитными; из другого конца планеты к ним спешил еще один, тот самый, со звездочкой на лбу...
Кады с урчанием недоверия выстроились в оборонительный рядок, на высоких ветках, как птички, патрулировали запасные самцы, самки бросали испуганно-предупредительные взгляды, крепко прижимаясь к самцам и укрывая лапами своих малышей, выставив на всякий случай когти, хвосты их колыхались, как при урагане, в нерешительности, по строению тела и так неуклюжие, они неловко топтались на месте, - без своего вожака они не нападут, - но отступать некуда - мирок, их подруги и детки, настоящие и будущие, были под угрозой; и кад-самец покрупнее и порассудительнее, похрабрее, поворчав про себя и про дела, подозвал несколько друзей-самцов и стал на место вожака, строй сохранился и приготовился к сражению; и вот - свершилось...
Один за другим останавливались, не отдышавшись, едва не ломая ноги, существа, напоминающие скорее рыжеволосую миловидную девушку (или парня с длинными кудрями такого же цвета; или зрелого мужчину и даже старика с почти ребенком на такой же лад), чем... не то лошадь, не то быка, судя по острым и длинным металлическим рогам, не то еще кого (с одной стороны кисти отчего-то спрятаны были шипы); у некоторых были ярмо или хомут на шее, на вожаке их... Кады застонали от шока, как если б уже умирали - со спины главного из подобных созданий, решительно слезла та самая Алая Девушка! Та самая, что так недавно угощала их фруктами, гладила, ласкала их малышей и, наблюдая за ними, говорила, какие они хорошие, "я вас люблю и никогда не позволю никому обидеть"; выходит, она лгала, или забыла? Зверьки, не зная, как сдержать собственную растерянность, снова закачали хвостами, отдавая приказы не шевелиться без истинного вожака стаи...
Анубис и Баст в нерешительности тоже опустили оружия - племя минозавров могло вооружиться только подручными средствами, изначально это были земледельцы, стало быть, полноценным воякам им уже не быть; что за странная атака?! Не убивать же детей, женщин, стариков, да и просто - безоружных?!.. Но вот, сквозь плотную корону фараона, бог подземного мира и повелитель собак, а также их родичей; расслышал какое-то неясное ворчание и тяжелые шаги, маршом мчавшиеся к ним; и, не успел он осмотреться, сзади войска минозавров выросло еще одно - рубиновых кадов; Алая Девушка, обернувшись их вожаком, сама собрала боевую линию.
Анубис взбесился и, завизжав от ярости черной волчьей оскалившейся мордой, на размах рванулся в бой, зашипев, выпустив когти, разьяренная кошачья мордочка Баст меткими глазами стала искать себе все новую и новую мишень для стрел, прикрывая брата; однако мимо таких дел не мог спокойно пройти... Вожак рубиновых кадов - огромный самец в латах, оставив бой с белоснежными собратьями (впрочем, стараясь не допустить ни ран, ни убийств); прыгнул, закрывая их собой и одним ударом мощной лапы сбил богиню с ног, она выронила лук, обернулась, царапаясь и вопя диким мяуканием - он зарычал в ответ и, слегка ударяя, погнал ее было на свое место привратника, но...
Злее всех волков на свете, на него налетел откуда ни возьмись, Анубис, прожигая мечами латы и стараясь что-нибудь отрубить; в слепой ярости, второй привратник Лестницы эпох вообще рубил насмерть или почти на смерть и своих и не своих; но он не подозревал с кем связался - кады, если их разозлить, могут быть хуже Красного Человека, по крайней мере, так ощущал себя Анубис, однако, по своей натуре, судорожно грызущийся и щетинившийся, - он не трус, он - один из самых сильных богов, он обязан победить! - бредил жаждой победить рубиного зверя, тем более латы он ему прожег...
Но вот перед ним уже единорог, побежавший прочь, белый, чуть с красным сиянием, приятный и мирный; но потерявший голову от иллюзии победы бог с головой волка совсем опьянел от запаха крови и духа сражений; он отшвырнул сестру, которую миг назад защищал, не слушая ее предостережений, и, грубо вырвав у нее лук, пустил сразу три стрелы подряд в сердце блефовавшего противника; несчастный чудесный прекрасный конь упал как мертвый. Минозавры в безумии горя вонзали себе в спину и в шею, в грудь свои шипы и тщетно пробовали сломать рога о землю, пропитанной погибшими кадами и павшими товарищами; зверьки, рубиновые и белоснежные спасительно бросились к ним навстречу - мириться, объединяться, от армии Анубиса и покорившихся ему спасу нет!.. казалось, все было обречено и, может, целые планеты могли погибнуть...
"Стой!!!" - заорал вдруг кто-то, когда глава волков прицелился убить нежного небольшого белого када с крыльями, храбро вставшего у него на пути, зажмурившего огромные глазки.
И рог единорога на миг больно кольнул взвывшего Анубиса, последнее, что он перед этим услышал: "Ты что, рехнулся?!.. Знай свое место, привратник! Пес!!!". Такого оскорбления бог не простит никому, будь это сама Луна, потому яростно-резко повернулся к голосу...
И с писком брошенного на погибель щенка... отскочил, снова принимая полностью человеческий облик, от стрел Баст, что целила в упор в него... Алая Девушка! Его сестра сжалась в комок, умоляя пощадить себя и его (минозавры наклонили рога и направили в нее шипы, окружив ее, с веток ситуацию контролировали смешавшиеся виды кадов, настороженно покачивая хвостами).
"Вставайте! Мы пришли не к вам, а к Луне; не смейте ее и пальцем трогать! Я вас уничтожу тогда и не пожалею в соратники для этого никого, будь это Красный Человек, что был изгнан мною! Вас предупредили!" - заключила с неженской твердостью Девушка, держа натянутой тетиву.
Анубис и Баст, со стыдом оглядываясь на убитых и искалеченных, пошли под стражей собственного лука, мечей (сопровождавшие Девушку два юноши-минозавра отняли у бога с головой волка его мечи и скрестили их перед ним и богиней-повелительницей кошек), кадов - рубиновых и белых, и, собственно, Алой незнакомки, вернувшей им оружие только на Лестнице эпох.
"Надеюсь, вы больше не посмеете воевать ни с кем! Охраняйте и слушайтесь Вашу хозяйку! И помните - нарушите обещание - пощады от меня больше не будет! Все, мир!.." - и пришельцы мирка Луны отошли от ступень мистических созвездий и стрелок, по концам стояли привратники, Алая Девушка...
Не вернулась к ним в середину Лестницы; она, распустив свиту хозяйки планеты и собственную, поблагодарив их и попросив прощения за потери и боль от вынужденного боя, пошла в глубь снежного леса, заметив краем глаза, что именно туда направился белый небольшой кад с крылышками, самый тоненький и красивый из всех... Вдали все так же звучали трели белого соловья и дождем падали приятные, волнующие лепестки, все не уходила ночь...
Тишина, опять, бодрящая, умиротворяющая... И все же такая одинокая и грустная, тягостная. Девушка, не видя дороги, старалась не потерять направления и все шла по следу прелестного зверька, на самом деле являвшегося той, ради кого она вернулась, Луной...
...Она вновь стыдливо отвела взгляд от мужчины, ей отчего-то невозможно было ощущать на своих глазах его, неотступный, пронзительный, в каком-то смысле строгий и пронизывающий насквозь; вместе с этим что-то такое было в этом взгляде и голосе, делающее как точно неправдой эту суровость, эту суть...
"Теперь мне все понятно" - тихо ответила девушка, привычно чуть отодвигаясь аккуратно от своего молчаливого собеседника, от внутреннего голоса, глаз которого ничто не могло ускользнуть.
"Ты уверена? - спросил наконец он. - Подумай, все ли ты поняла правильно? Все ли ты заметила, услышала?"
"Нет! - слабо выдохнула Луна, опуская голову, стараясь не ударить массивными ушками-шариками своей короны, осторожно и невольно гладя мужчину легким волшебным ветерком, приподнимающим и опускающим ее волосы. - Я, наверное.... ничего не понимаю или не уверена, что делаю что-то так, как надо... Наверное, я уже не та и не смогу быть прежней... Как жаль... Значит, из-за меня было столько боли... пора мне покидать свою планету... Что была на твоей, Сатурн, прости... Я просто... все еще... люблю тебя..."
"Я... Хочу тебе верить... И все еще верю, моя луна!.. - голос его дрогнул и упал. - И мне сложно, больно... очень.... страшно допустить но... что-то внутри меня, неотсупно, вот уже сколько ночей и дней без какого-то ни было покоя, радости... давит, увлекает в себя, приказывает, нашептывает: "Это уже прошлое и тебе надо забыть Луну!.." Я не хочу слышать этот голос, стараюсь забыть его и не допускать, оградится от него своими привычными делами и выдумываю себе новые.... Луна, он же грозится забрать вот-вот навсегда одно то, что по-настоящему ценно для меня..."
"Но я сама виновата, мне нельзя было проникать в мир твоей планеты, менять его на свое усмотрение, оставлять частицы своего в нем; я не имела права допускать конфликт между тобой и Анубисом...оставлять тебя... Я не могу себе простить этого, не могу!.. Меня мучает то, что я все еще живу и не смогу в полную меру исправить то, что наделала... Не хотела, не хотела, не хотела! Прости!.. Я всегда любила тебя больше своего мира и хотела одного - чтобы ты был счастлив!.. Наверное, ты прав - я - твое прошлое, как бы я не пыталась себя убедить в обратном... Я всегда буду тебя помнить и любить..." - девушка подняла на него глаза, устав скрывать слезы, что невидимо текли у нее так часто, с тех пор, как она рассталась с единорогом Сатурном (то есть - с ним, теперь снова вернувшимся и осторожно наклонившимся к ней таким, какой он есть)
"Ты так часто говорила мне эти слова, что я теперь не могу их спокойно слышать, хотя и хочу... Уже не выходит... Зачем они тогда? Я... Не знаю... Наверное, я вопреки всему, полюбил тебя, и так, что... ты не представляешь, как мне тяжело далось то время, когда ты оставила меня в Светлом-Светлом лесу, да и то, которое сейчас... И не знаю, зачем надо было такую жертву отдавать мне, если это была жертва?.. Это был неверный шаг, Луна!.."
Девушка заплакала, настолько сильно, что у нее разрывалось сердце, она хотела остановиться, осознавая, что слезы лишь причиняют еще боль, но не могла; плакала, закрыв руками лицо и тихонько отстранившись, но точно с усилием, как если б она отрывалась от себя самой или даже более чего-то ценного, чем ее мир и она, невнятный, слабый, грустный шепот был сквозь всхлипывания: "Я каюсь, правда... не хотела... Мне бы очень не хотелось навсегда лишиться тебя, мой единственный, любимый... Ты прав, у тебя своя жизнь, я только погубила твой мир... Я никогда себя не прощу за это! Ты не виноват ни в чем, это все из-за меня..."
"Я тебя простил... - с тяжелым вздохом ответил Сатурн, вытирая ей слезы, стараясь не смотреть, как еще больше слабеет ее и его сияние. - Анубис и Баст вот не простят больше, так что... Не знаю, как быть, ведь они тоже не желали зла; они защищали тебя, твой мир; но и мне, моему помогали, как могли, преданнее привратников, заботливее, самоотверженнее их найдем ли?.. Право, не стоило всего этого делать, этой войны, что ли, не стоило, она никому, как видишь, добра не несет и не принесет... Да что теперь вспоминать об этом?.. Теперь надо с ними ладить еще старательнее, и тебе советую - они за жизнь наших планет и ради помощи нам жизнь готовы отдать... Но..."
Он поднялся с колен и помог подняться ей, как-то нехотя отпуская от своих рук ее; поспешно отошел, опустив голову, чтобы скрыть слезы, не зная, куда идти и как вернуться к своему мирку, мимо привратников теперь ходить стыдно, неловко ("Ты же защищал ее, Луну, от верной гибели? Или себя?" - снова поднялись впивающиеся ядом в самое сердце, противоречия. - И что ты ищешь, а?").
"Сам пойму, и она поймет, что мы друг у друга ищем!" - твердо сказал он этим выссасывающим тепло и свет души шепоткам; отбежал еще вперед, но остановился, обернувшись назад: он поймал на себе взгляд Луны, кроткий, светлый, мягонький взгляд благодарности, умиротворения, хотя ей было бесконечно грустно, почти, от того, что происходит; и какой-то тоненький мистический хруст пронзительно постучался в сердце, знакомый, смешанный с урчанием, попискиванием, тоненькими звуками...
Хоботов четырех слонят, что стоят на панцире у черепашки, плавающей где-то в лабиринте созвездий... "О нет! Моя Луна, как же так?!.." - вопль его сердца оглушил его, среди еще явственно прочувствовавшегося сожаления, тоски; он осторожно подошел к ней снова.
"Луна... Я хочу к тебе вернуться! Неужели ты не поняла этого; неужели есть вторая ты? Та, которой я, до сих пор мечтаю и надеюсь на это, подарить все, что не успел подарить! Та, которой я мечтал подарить общий крошечный новый мир... Живой и маленький... Он уже живет во мне, как и в тебе... зовет нас, меня зовет... Я слышу его, чувствую.... Так же, так же как невольно чувствую тебя, так же, как и ты все еще вопреки всему зовешь меня!... Я чувствую, что не хочу терять тебя и эту маленькую новую жизнь, что уже зародилась... Это черепашка и слонята на спинке ее, они где-то вдали.....Пойдем к ним, я решу, где мы будем растить их, их мирок, ты постараешься, и я....Я хочу любить его, как тебя!... верь мне, моя луна!."
Он взял ее за руку, но... отчего-то Луна слабо вновь стала сопротивляться; но он не отпускал ее... Не слушал ее, смотрел на нее вновь, еще более пристально, никогда еще она не замечала такого взгляда у него!..
"Откуда ты знаешь о них?" - ахнула девушка, едва не теряя сознания.
"Я настолько полюбил тебя, что... Наверное, никогда не забуду твой танец однажды, и пение, твои глаза и лицо в тот миг, ту музыку.... После этого.... У меня все сильнее и сильнее было желание быть с тобой, почувствовать твое сияние, твое тепло... Физически тоже - тем более, как вспомню, как вижу твои глаза, твои губы, шею, плечи, у меня сам собой взгляд опускается еще ниже, и не могу себя остановить, мои глаза забираются к тебе под платье, под самый животик, именно из-под него и было то сияние, что зажгло сердечко черепашки и слонят, их мирка.... Это правда..
"Что ты делаешь?" - прошептала девушка, краем глаза слабо видя, как... закрутилась созвездия и мелодия, та самая, что снова возвращала ее в полет...Сатурн осторожно обнимал ее, целуя и гладя, стараясь не смотреть на высоту, хаотичность звезд, отдалявших их снова от родных планет, оставлявших их самим собой, как тогда...
"Ничего не бойся, Луна... я хочу быть с тобой!" - прошептал он, еще сильнее обнимая и сильнее целуя....
"Я тоже" - прошептала чуть слышно она....
И Звездная феерия отнесла их туда, где на крошечной-крошечной спинке черепашки смотрели в туманности Бесконечности четыре слоника, а на спинке слоников.... Зарождались новые снежные Светлые-светлые леса,, появлялись первые розовые кады, мягкие, светлые и хорошие, рыбки и птички... Днем над этим мирком всходил Сатурн и его жители, а главное, сам он, вожаком ли зверьков, единорогом ли.... или самим собой его хозяин - Сатурн и ждал, когда...
Под покровом ночи он сможет, хоть немного, побыть с ними и с... белым, прекрасным существом, той, что называется так же, как и нежный шарик над звездами и махоньким новым мирок - Луна...



Nocturne
(E-Manta-2)

... В звездной кисее потихоньку видит свои сны черепашка, что бережно несет на спине четырех слоников, тоже вздремнувших... им предстоит еще много узнать и пройти долгий путь в Бесконечность...
Это состояние притаилось в... сияющей звездочке в лобике крохи с большими ушками. Он бережно гладит по макушке только-только родившегося детеныша розового када, внимательно вглядываясь в темноту, не донесется ли тот цокот копыт, что отличим им в сотне других - не прибежит ли единорог Светлого-Светлого леса?..
Казалось, все в порядке и новый мирок потихоньку распускает цветы, несмотря на кружащиеся снежинки с дождем и прохладу так часто царящей ночи; взрослые кады отправились по своим делам, ловя ушками шорох крохи и готовые прийти к нему, поиграть, поговорить, помочь, но... Умные раскосые глазки его опустили взгляд в синеву травинок, стараясь не обращать внимание на едва высохшие слезинки - ему было все же грустно...
Он... встрепенулся - малыш када, проснувшись, осторожно поводил бусинками глаз и потешно-еще неумело завозился на его коленках, пробуя ходить; кроха тихонько вздохнул - время отправить его в семью, к папе, маме, другим малышам и взрослым, кушавшим, дремлющим, охраняющим близлежащие заросли причудливых растений, да, пора...
И через некоторое время... Огромного роста девушка, хозяйка дальней планеты, что носила ее имя (Луна), отвернула прекрасное лицо от розового малыша, опустив бережно его одной ладонью на высокую ветку к сородичам (он обрадованно запищал и побежал ко взрослому каду, ласково урчащему и протягивающему лапу для ласки детеныша); время возвращаться в свой мирок...
В тот, где она впервые встретила Сатурна - юношу-хозяина аловатой планеты со своими чудесами и своими, рубиновыми кадами, с племенем минозавров, где жаркий и длинный день; все это она уже помнила как сон, воспоминание, что возвращалось, снова и снова, какой-то бесконечной, завораживающей мелодией (не то это пел белый соловей в замерзшем без них Светлом-светлом лесу, не то... эти самые звуки, что преследовали ее в миг исчезновения тени Алой девушки, в момент, когда он показался перед ней в его настоящем облике, незабываемый момент... чего-то свершившегося, зародившегося и воскресшего одновременно)...
Луна открыла глаза шире, вздохнув так, точно ее пронзила насквозь стрелой Баст - сестра самого загадочного и сурового из богов, или точно он, привратник Анубис, вонзил в нее свои мечи - она вспомнила, где находится и что этому было причиной - встреча вновь и расставание вновь...
И в ее душе зазвучала грустная песня сердца Сатурна, показывающаяся ей гулом шажков кого-то полупрозрачного, искристого и чуть парившего складками платьица над ступеньками нового замка (никак оно не решалось прийти домой, хотя тосковало по родным лестницам и близкому циферблату того, родного замка); возможно, они поспешили открыться друг другу и вместе оберегать свои хрупкие миры, не слишком ли они переоценили себя - не две, и не три даже планеты на каждого?.. Или, может, они опоздали, так и не спасли миры друг друга?..
Хозяйка Луны не знала, где искать ответ на эти вопросы... Тихо-тихо она шла по своим покоям, задумчиво опустив голову и... как бы боясь заглушить своими шагами эхо, казалось, совсем недавнего цокота копыт единорога, вот-вот он вернется, только стоит верить, ждать... "Хоть бы у тебя все было хорошо, мой единственный... Сатурн, ты знаешь... Я все еще помню о тебе... Твои подарки - розовые кады, светло-оранжевые цветения, белый соловей, и все-все-все... Все это для меня дороже моей собственной планеты... Быть может, я неправа и не смогу исправить своих ошибок, но... Если можно, заглядывай ко мне хоть ненадолго, зачем мне мой мир, если Светлый-светлый лес больше не слышит твоих шагов?.." - подумав так, она тихонько вздохнула и хотела было идти, куда глаза глядят, просто, по привычке, как...
- Я здесь, Луна! - позади нее послышался голос... Сатурна, казалось, прошла вечность с момента из последней встречи и он звучал как из сна, но все это - реальность: обернувшись, девушка... невольно отсупила на шаг, а потом бросилась обнять его.
Юноша принял ее в объятия, они были какими-то новыми для него самого и для нее: не такими горячими, не такими сильными, но мягкими, теплыми, задумчивыми.
- Ты все так еще ждешь меня? - расстроенным тоном тихо спросил он.
- Да... Я... как бы это ни было... Всегда тебя ждала и жду... Я люблю тебя, мой тихий единорог Светлого-светлого леса!.. Что с тобой?.. Ты словно ранен...
- Пустяки... - с неумелой улыбкой Сатурн спрятал рану от пореза рогом капризного вождя минозавров, он шагнул к ней. - Со мной все хорошо... Просто я не смог навсегда покинуть свой мир и вернулся к заботам о нем... То эта лошадинообразная рать взбунтуется, то рубиновые кады затоскуют по твоим, белым и по розовым, то Анубис, то Баст чего-то там поговаривать начнут... Ты знаешь и помнишь их, какие они из себя...
- Что случилось, Сатурн? - едва слышно перебила Луна, осторожно гладя его по щеке. - Ты... я все пойму, ты просто ответь, если можно... Ты... Так и не простил меня?..
- Я тебя за все простил. - с оттенком краткости, скрывавшей горечь, был ответ.
- Но... Ты так редко заходишь ко мне... Помнишь, как любил ты гладить моего Совенка и как мы вместе укладывали на льдинку Илю... Никогда не забыть мне наши прогулки в Светлом-Светлом лесу, как пронзительно-солнечно, воздушно, белоснежно-солнечно было мне с тобой в нем... я кружилась мысленно с зелеными листиками в воздухе, уносилась к облакам с тобой, хотя в жизни просто осторожно шла рядышком или гладила, разговаривая с тобой без слов...
- Ты спрашивала невзначай, люблю ли я тебя... - неожиданно прошептал Сатурн. - Да, я люблю тебя... Ты не представляешь, насколько я крепко храню в сердце твой образ, когда ты мысленно танцевала со мной в солнечном лесу, все твои подарки берегу, как видишь, хоть мне это нелегко, я вспоминаю тот миг, когда мы впервые посмотрели друг на друга без всяких масок и теней... Да, пронзительно его помню... Ты тогда робко слушала мелодию и танцевала под нее, слабо понимая, что происходит... А в тебе и во мне в тот миг уже зарождалась... Вот та самая земля, что лежит на четырех слониках и черепашке... Этот новый мир создала ты, и я, однако есть и другие, наши, что мы тоже не имеем права бросать, понимаешь?.. Я бы все отдал, чтобы навек отречься от своей планеты, но не могу!.. - заключил Сатурн.
- Не надо! - выдохнула Луна, чуть качнув головой, отчего кончики сережек-ушек ее короны тревожно шевельнулись. - Ты свободен, я не могу и не хочу лишать тебя твоей жизни... Просто забываю о ней, прости...
- Моя Луна... - с трудом сказал он, проводя рукой по ее бледной щеке. - Если б ты могла представить, как бы мне хотелось навек соединить все наши миры, чтобы мы всегда были вместе... Но это невозможно... Пока... Мне пора возвращаться к себе... Мы... еще увидемся!.. Молю, береги себя!..
И, чтобы не показывать глаза, готовые ронять невидимые слезы, юноша, сделав над собой усилие, отвернулся.
- Я буду тебя ждать!.. - кивнула девушка, с пониманием отпуская его руку и...
Со всех крыльев улетая белым кадом, тихонько, чтобы он не услышал, всхлипывающем, к счастью, тихий ветер и шелест лунного дождя заглушали это...
Почувствовав, что Луна плачет, другие белоснежные зверьки ее планеты поспешили было к ней, со всех длинных-длинных передних лап; приготовив самые лучшие фрукты, щекочущие ласковые хвосты, и вместе с тем - недовольное ворчание, когти и силу лап для того, кто посмел ее обидеть, однако... как они не искали, не могли найти своего вожака, точно он исчез...
И только большеухий кроха тихонько сидит в снежной норке, беря на ручки, прикармливая апельсинкой, щекоча и гладя пальчиком спинку... соскучившегося уж по нему малыша розового када - эту частичку нового, прекрасного мира, над которым сияют созвездия Бесконечности...
Луна и Сатурн...

[Gazero]

Adventure of Lifetime

Немного запоздало он снял трубку и выдохнул: "Привет". И пронеслось все, как один миг - все ее раздумывания, сны - незаконченные разговоры с прошлым, которое, хоть теперь и было смутным, но с ним не хотелось расставаться, как не хочется вылезать из теплого одеяла на холодную утреннюю квартиру. Теперь надо переписать прошедший день заново.
За приветствием прошелся обрывочный разговор на привычные темы - как дела, как здоровье, и эти вопросы были маленькими занавесами, отделяющими от настоящих проблем, что хотелось решить, а внутри они не желали называться собой и превращались во вспоминания, надежды, слишком сентиментально-отвлекающие, что ли? - так решил нехотя он и потому поспешил ответить на привычные "как дела"; затем он вспомнил: разговор оборвался, так и не развившись, как цветок, за стебель которого потянули слишком резко, чтобы понюхать, и оторвали; следует остановиться, в тишине подумать, уловить аромат сорванного цветка...
Он его, все сохранил, каждую нотку голоса собеседницы, ее выражение глаз и улыбку, ее лицо он помнит, и это порождало молчание, потупленный взгляд перед самим собой - жизнь как-то все крутится своими ритмами дня и ночи, а у него теперь все видится сквозь призму подаренного аквариума со стеклянными окунями. Он подошел понаблюдать рыбок - спокойно казалось, плавали они себе, как прозрачные лепестки стекла в воде, танец капелек дождя, рисующий пузырьки и едва заметные фигуры; и все же окуни метались, им было неспокойно...
Так и его мысли - он ждал встречи с ней, волновался, придумывал, что рассказать или сделать, а когда она приходила - все просто становилось в призму его души крепче - каждое ее слово и шаг, и от этого радостные колебания ниточек сердца чувствовались в каждом стуке биения; это стало привычкой... может все это теперь - привычка, светлая и теплая, мягкая подушечка чувств, вынужденных прятаться, перебиваться роем забот, дел, условностей?..
Да, наверное, этот "привет" - пушинка той подушечки, успокаивающая, как рассеянные лунные и солнечные лучи ободряюще колосились в воде аквариума, протекая как бы сквозь хрупкие прозрачные тела рыбок; потихоньку переписывается день, и он знает - скоро он с ней встретится, с ее мирком внутри, просто набрав номер телефона...
И связь не прервется, она идет дорожкой пути, каждый день, дорожкой мыслей...

[Gazero]

Моржонок Иля: Думы... за манкой :)

1 Пусть всегда будет... Манка!
Маленький, белый, и с черным носиком, Иля приподнялся на подушке - он уловил божественный аромат, наверное, один из самых любимых, ну, может, только помидорку и конфетку он любит больше... Манки! "М... На завтрак опять манная каша, вот здорово!" - придвинулся моржонок ближе в сторону кухни; фруктовая, овощная, шоколадная... Манка - это все-таки лучшая каша в мире и малыш, предвкушая, как вкусно ее будет скушать, похлопывал бы себя по пузику, если б этого никто не видел...
В домике, где он жил, вправду завтракали, и краешком бусинок глаз он заметил, что тарелка манки одна непустая, значит, ее оставили... Может, для него... это прекрасно: Иля знал, что под эту кашку в голову одна за другой приходят разные мысли, вот постоянно...
2. Дневник "И-Л-И"
Пушистый кроха придвинулся мысленно к тарелке с манкой и стал внимательно смотреть, как лучики солнца или керосиновой лампочки, редких огней с улицы могли б плясать в бело-приятной кашице, что была в тон спинки, головки, ласт моржонка; и о чем можно думать... "Подумаю-ка я о том, что манка - не просто каша, это - часть маленькой жизни по имени утро... а потом на смену ей приходят новые..." - невидимо записал Иля в дневник, о котором не знал никто и потому не видел никто, кроме него (не поверите, но это был круглый, небольшой дневник с частичкой... манки - тарелка).
"И вот сегодня была простая эта восхитительная белая каша... - ложились в круговорот строчки-невидимки. - Может, в ней было меньше сахара, меньше всяких придумок, вроде шоколада или кусочков ягод... но... - на миг крошечный автор их задумался. - Просто бывают и обычные манки... Как и обыкновенное утро и следующие маленькие жизни... Нет, все же это неплохо, от разного тоже устаешь..."
3. Жизнь... после манки
Казалось, еще столько соображений просится наружу, при виде белоснежного и сладкого кушания для Или, однако... Он тихонько вздохнул и... осмотрелся - крошечная жизнь по имени утро прошла - настал день, манку в виде крупы (будущей каши) убрали в коробочки, саму ее доели, отправились по своим делам те, кто жил с моржонком в одном домике - читать, слушать радио, это словно была... манка для них, тоже вкусная, но другая, для мыслей.
Малыш Иля... восторженно чуть пошевелил передней ластой - если есть новая жизнь после утра, значит, будет скоро оно опять, похожее или совсем другое, и... новая манка, эта простая, да загадочная кашка, запах которой он ловит с подушек так радостно и тихо...

[Gazero]

Red-Girl - Shadow
(-E-Manta-)

...Я очнулся в старом замке, из пола которого торчали шипы, и среди напитков бара неприятно шипели яды; я лежал на подмостках и оглядывался на себя - у меня теперь такое прекрасное тело, лицо, так вот, как выглядишь ты, теперь я смогу ощутить тебя лучше. Мне оставалось только это средство - не хотелось лишаться тебя насовсем.
Мы с Красным Человеком долго играли в самообман, и ему нравилась эта игра, на самом деле он не хотел ничего, кроме того, чтобы иметь над кем-то власть, а мне дарил украшения и кричал, что отдаст все, лишь бы я не уходил. Он верил только моей женской оболочке и лишь ее и жаждал; а я думал, какого нелегко иметь ее - такую красивую и хрупкую, нелегко для тебя; и все-таки надо просыпаться, терпеть его...
Итак, я очнулся и привел себя в порядок - поправил восточный наряд и украшения, убрал остатки алого тумана вокруг своей фигуры (они тогда укрыли тебя); твой недруг теперь не вспоминает о попытках захватить твой мир, он теперь точно другой; хотя по себе знаю, настоящий он: резко тихий, радостный, мирный (я и сам был таким, пока Светлым-светлым лесом гулял с тобой, Луна), все ясно - он влюблен... в меня! Как ему не стыдно, я же просто прикинулся жертвой на поле брани, чтобы отвлечь; просто попробовал увести от тебя... Увел слишком далеко...себя самого... Вот теперь в его замке и чувствую со страхом, его очарованность мною не проходит, а ведь как-то раз я уже прогонял его, со своей планеты, в своем настоящем обличьи мужчины, подрались тогда порядно и не малейшего желания было опять и снова с ним связываться, если б не ты...
Красный Человек подходит снова сзади и пробует обнять - ой, жутко, теперь понимаю твою робость, ведь в таком же виде я пытался обнять тебя ( твои глаза опустились и щеки еще больше побледнели, ты завораживающая, знаешь?..) Пробую мирно отойти, сдерживаю себя, чтобы не вмахнуть ему в лицо с оставшейся прежней, мужской силой - я должен его терпеть ради тебя...
Слышу его слова: "Вот уже столько дней ты в моем замке, а все избегаешь меня? Чем я заслужил такое? Я спас тебя от гибели и... Люблю... Слышишь, люблю!" (размышляю, кого он мне этим однообразным монологом напоминает и что мне с этим делать - этим неотвязчивым напоминанием о том, что нечто нас сближает... А на ум не идет ничего, я как загипнотизированный твоими глазами, которые все не покидают мое сердце, не отпускают волнение это, механически поворачиваюсь к нему и стараюсь как можно мягче потупить взор - надо играть свою роль; мы должны взять паузу в наших противоречиях, не так ли?)
Не добившись ответа, он уходит. Скоро вернется - приходит успокаивающая и раздражающая одновременно мысль - не для того я бежал из Светлого-Светлого леса, не для того оставил тебя одну в твоем волшебном, все же таком милом белоснежном, сияющем мире (эти розовые, алые лепестки, опадающие там при ветре, ты среди них... не могу вспоминать, у меня сердце бьется, желая вырваться из груди и полететь к тебе, а не может - нож долга...) Не для того все это... Или я тешил себя иллюзией, что он отстанет, оставив меня на суд и угощение своим гостям... Нет, я в обличье девушки, приглянулся вот чем-то ему, за что и мучаюсь, как тень...
Тень! Он моя тень словно! И... Ты живешь в моей душе, теплым мягоньким месяцем, проникшим лучами сияния в алый туман моего нового облика, тоже, словно тень... Как я запутался в нас, в целом мире знал каждого зверька и росток, а в нас и себе запутался... Кто из нас тень и не стал ли я тенью своего образа - Алой Девушки?..
Ну вот, возвращается, пробует целовать. Только не это, тут я точно ударю и пусть выдам себя этим и стану сражаться с ним вновь, без помощников и войска... Надо убежать, спрятаться, отмахнуться туманом (никогда не подводили эти крошечные воздушные алые искорки); помогло - Красный Человек, упустив меня из виду, уходит в свои покои, чтобы снова терзаться чувством ко мне - я сам это испытываю, к тебе...
Но мне не жаль его, не может быть жаль, еще немного и он бы убил тебя на моих глазах, в мирке, где мы были счастливы с тобой; я все взял на себя, всю свою хитрость и твердость и терпение пустил на то, чтобы проучить его, пусть мучается сам, раз задумал погубить твою планету, а главное - тебя, все, что ты любишь...
Оглядываюсь - маленькие капельки сквозь туман падают мне на пальцы - Красный Человек плачет; сияние моего наряда и украшений чуть блекнет от пронзительного "до каких пор это будет продолжаться?". Никто больше не может обманывать друг друга. Он понимает, что меня влечет вернуться к тебе, ты ближе всех созданий всех миров и звезд для меня (его изумленный взгляд подмечал, как вожусь в уединенном уголке с простым перышком белого соловья или рисую из созвездий мечту, что хотел бы подарить тебе - новый мир, что родится на черепашке и четырех слониках, не правда ли, нашим созданием будет интересно собраться там вместе, правда, там зародятся прекрасные существа?). Я понимаю, что не могу играть в любовь - я живу с ней в сердце и, пожалуй, она - единственное, что питает мои силы и мой мир после случившегося, но... это чувство я могу дарить лишь тебе, моя луна, тебе, прекрасное гигантское творение с чуть зеленоватыми волосами, в синем платье и способное явиться большеухим крохой со звездочкой на лбу или белоснежным крылатым зверьком с длинными-длинными передними лапами и с огромной мордочкой; подносящяя на руках белого с черным носиком пушистого моржонка или тихонько уходящая в залитый светом лес... Ты так любила меня и... я чувствую, любишь до сих пор, всей памятью, снами... мне кажется, я вижу те же сны; когда ты нежной белой рыбкой просишься мне в руки и я плаваю вместе с тобой...
А ты, кто из меня вынимает последнее терпение, черно-красный пришелец, чуть не погубивший наши миры, ты мне если и снишься, то только в кошмарах и я с тобой вечно борюсь и кричу, что я не Алая Девушка, отпусти меня!.. В реальности я в твоем замке, и выжидаю момент, когда ты сам все поймешь... Поймешь ли? Твои угощения и подарки стали настойчивее, отчаянее, оттенок заискивания сквозит в каждом твоем шаге, но я мужчина и вижу тебя насквозь, я любил и в глубине сердца все питаю это чувство - поэтому читаю в твоих желтых страшных глазах как по писаному; что же мне с тобой делать? Пинать твое самолюбие и заставлять унижаться, вымаливать свое внимание? Ох, кажется, еще ночь и я закричу настоящим своим голосом или скину свой туманный образ и тогда ты поймешь, с кем связался!.. Уйди, уйди, молю тебя!..
Я не смогу полюбить никого больше, после тебя, Луна! Именно потому я... набираюсь сил и стряхиваю эти слезинки, они только растревожили меня, но душу оставили настоящей, прежней; она не принадлежит Красному Человеку. Я с ним только, чтобы защитить тебя... Но так продолжаться не может - мое одиночество, дни и ночи в мрачном замке, заполненном поверженными и покорившимися ему монстрами, их пиры и балы, жизнь без тебя нетерпима; он не раз наблюдает поступки, доказывающие, что это не просто слова - я в слезах и с дрожью убегаю от его гостей, отталкиваю его угощение и трофеи; стою у окна и гляжу на небо...
Да, там крошечный шарик, белый, как твоя рука, Луна. Я вернусь к тебе, очень скоро... Осматриваюсь - замок опустел, куда-то ушел Красный Человек, я прогнал его, убежав из его дворца в очередной раз; видно, он не захотел больше игры и самообмана, а если бы и хотел, то устал; или просто ощутил, что перед ним только Тень Алой Девушки; я - мужчина и то, что мне дорого, не позволю ему забрать, я очень скоро вернусь к тебе...

[Gazero]

Моржонок Иля: Ванночка... Йогурта

1 Вернувшаяся любовь... животика Или :)
Моржонок снова с радостью стал смотреть на йогурты, на это сладкое кремообразное чудо с кусочками то клубнички, то абрикосика, то малинки. Его черный носик шевелился так же усердно, как и... в давние, кажется так теперь ему, времена, когда его хозяин совсем еще крошечным белым пушистым комочком открыл впервые бусинки глазки на бегушей дорожке фабрики, где родились его братики и сестрички, похожие на него, как две капли...
Йогурта... Как Иля любил его тогда, осторожно макая ласту в упаковку и пробуя мягкий вкус, озираесь кругом и чувствуя: да, как и все на свете из царства Нямки, оно закончится, но потом найдется еще, может, точно такое же, может, в еще большей ванночке... просто стоит дождаться этого и не скучать... Малыш твердо знал это, бережно впервые ухватываясь лапками за первую свою подушку: "Это еще вернется к... нам!"...
2 Счастье пополам
"Вот я снова тебя и пробую!" - едва слышно пискнул радостно про себя Иля, когда увидел оставленную перед его мордочкой упаковку йогурта. Она была для него целым причудливым предметом - в ней, будь он поменьше, мог бы принять ванну; и моржонок стал себе это представлять, украдкой протянув чуть переднюю ласту в сторону лакомства - оно окружило его...
Воздушной, приятной розоватой пенкой оно нежит воспоминания и мечты, надежды на ближайшее угощение собой животика белоснежного крохи; у него аж дрогнули усики от волнения - целая ванночка йогурта! И только для него!.. "Пожалуй, мне и много будет!" - улыбнулся незаметно для других еще шире Иля и... придвинул угощение нетронутым назад - тем, кто жил с ним в одном домике; чувствуя... счастье, тихое и светлое (ведь он поделился с ними им)...
3 Океаны сортов йогурта... еще впереди!
Моржонок тихонько лежит на подушке и внимательно, все понимая, смотрит в мир; там так много сортов йогурта изобрели, для него, для его друзей; пожалуй, даже нет в этом ничего постоянного, океаны сортов разные, пожалуй, бескрайние даже. А вот его мысли всегда с ним, Иля убежден в этом, и тем, кто живет с ним, порою, они непонятны; но...
Он готов делиться с ними своими рассуждениями о йогурте, клубничном, шоколадном, абрикосовом, малиновом, каком угодно; как и о каждой разной частичке, будь то пушинка перышка, снежинка или капелька дождя, или строчка странички книжки иль записки, - о любом и каждом своеобразном мирке одного, большого мира; потому, что... он любит их, а они - его; делили вместе и минутки задумчивой тиши, и грустинки, и...
Улыбку... ту, что хранит ванночка йогурта...

[Gazero]

Разбитые сны

Они обрушились, как стекло, уставшее считать на своей поверхности трещинки и полетевшее теперь в дребезги... Сцена освещалась, как прежде, но Линти переставала ощущать это, уронив скрипку, она падала и слышала:
"Знаешь, я уже пробовал уйти, тебя своя жизнь но... видно, мне придется вернуться в нее, не дожидаясь твоего приглашения, и ты все поймешь теперь..." - последние слова откуда-то как бы со стороны, до момента, когда она уже теряла сознание. Снова этот голос, вновь эта тень прошлого подходит, спеша увлечь ее в свой мир (тем временем девушку уложили, приборы показывали слабый пульс, нервную дорожку попыток сердца вернуть все, как прежде, вернуться в обычную жизнь)...
Она увидела себя, спускавшейся по ступенькам, последняя дрожала, под ней кто-то бился, тщетно пробуя вырваться наружу, кругом были неприятной густоты переливы сине-темного, занавесы и крадущийся шорох. "Там твое прошлое, которое ты оставила, а оно боится быть брошенным" - раздался тот же голос. "Вспомни, как тебе было хорошо с ним!". Хозяин голоса - незнакомец в цилиндре и сюртуке, немного прозрачный и чуть светящицся в темноте вышел из-за кулис. Всегда банальное: "Кто ты и что ты хочешь?" - просилось на ум Линти и она хотела уже сказать это, как он опередил ее. "Я тот, кто подобрал твою разбитую скрипку, больше тебе ничего знать не нужно".
С этими словами он показал инструмент, снова заигравший, невидимые руки управляли скрипкой, рождались чудные мелодии, давно забытые или такие, екоторые хотелось играть и слушать снова и снова. "Увы, ты разбила ее, а вместе с ней - свои сны!" - после некоторого молчания сказал странный мужчина в цилиндре. И теперь твое прошлое рвется к тебе, оно скучает по этим снам".
В воздухе, как по волшебству, звуки обрели форму разноцветных ниточек, те превратились в контуры, девушка все еще не понимала, к чему это все, она не помнила, что с ней и где она (где-то вне себя она ощущала, что ее веки плотно закрыты, но она хочет проснуться, однако не может). Из-под ступеньки бились все сильнее, все тревожнее (еще немного и, казалось, последний нерв Линти истончится и порвется, как струна, она с замиранием слушала, чувствовала, тихие мелодии скрипки, стук, стук, стук сильнее). "Хватит! - вскрикнула она, совершенно расстерявшись и отсупив от незнакомца. - Я хочу вернуться в нормальную жизнь, на сцену, играть... Где бы я ни была - отпусти!" - попросила она его, стараясь не смотреть в крохотный фонтанчик, объявившийся из темноты - там блестели будто резкие блики ламп. "Присмотрись еще раз к своему прошлому, оно зовет" - загадочно прошептал мужчина и, бросив оземь скрипку, исчез. Инструмент распался осколками стекла как разбитого зеркала, причудливо переливаясь в свете показавшейся луны, проносясь кусочками их мимо девушки. Линти чувствовала, как они ранят ее и входят в царапину, мешая идти дальше, как слепят, сбивают с пути, но ей хотелось идти дальше, куда-нибудь, из мрачного места, оно уже ей снилось когда-то.
"Я ведь здесь была, просто сон!" - громко сказала она сама себе и... точно все расстаяло - разлились приятные светлые облачка, нежные белые цветочки и бабочки, сотканные из света ласково встречали девушку и звали поиграть, они грели ее и переливались бриллиантами, завораживая и, словно, окуная в бесконечность мгновения (тишина, удобно, и все же как-то неспокойно ей, она едва с усилием чуть шевельнула рукой). Линти прислушалась к звуку, что, как ей казалось, уже знаком, в тишине, радужных бусинок и тонких белоснежных ниточек, лилась успокаивающая музыка... Но что-то заглушавшая.
Она прислушалась - стук... Это все там, за кулисами, что отступили назад, все раздавался он, из-под последней ступеньки, с силой, отчаянно кто-то пытался вырваться, точно пугал. Или звал на помощь. Либо хотел сообщить тайну. Линти остановилась, чтобы услышать себя - какое чувство она испытывает к этому непрекратившемуся звуку, и стоит ли к нему что-то испытывать, может, он связан с голосом, с незнакомцем, со скрипкой, что она уронила, падая в этот тяжелый, внезапный сон...
(Сон, затянувшийся, надо покинуть его, но...как? Девушка замерла, подчинившись мягкоте и теплу одеяла и подушки - наберутся силы и все вернется, но откуда эта тревога - стук явственнее). Линти, устав бродить среди роскошных жемчужных капелек, застывших на гигантских лепестках, стала искать направление к этому мистически манившему ее звуку (все закончится, если она откроет ступеньку).
И она стала думать - кто там стучится... Незнакомец сказал - прошлое, но что же было в прошлом? Первые творческие неудачи и попытки - она увидела это в осколках, что окружали ее там, в темных кулисах; успех, слава и любящая публика, любимый момент, когда ее руки берут скрипку и рождается мелодии, разные, грустные и романтичные, светлые и по-детски тонкие - но вот же они, касаются ее пальцев вновь, только в виде пушинок и ниточек, унизанных приятными капельками и звездочками; так что же там? Мечта проснуться и вернуться к нормальной жизни - кругом были бело-розовые нежащие и неотпускающие облачка; но они не стучали - они, точно домашние зверьки, урчали и подставлялись для поглаживания...
"Не тот сон!" - решила вслух Линти и... отпрянула - она увидела себя, лежавшей на кровати и перелистывающей нотные листы, точно это были письма - как пронзительно напомнил этот образ ее состояние - да, она ищет, сосредоточенно ищет, что же это за стук (а может, это бьется просто сердце, так сложно ему порою угнаться за прошлым или... просто она спит, крепко и болезненно, сердце стучит, чтобы скоро она открыла глаза... но они закрыты). Звук все громче, ритмичнее и быстрее. Отвлекающий шелест перебираемых нотных листов, листьев, капель дождя и ветра, что вдруг окружили девушку, не могли скрыть его. Каждой капелькой грустно падала нотка, рисунки дождя на стекле повторяли очертания крыла, сердца и тоненького лучика, разлившегося лунным светом. Занавес опустился.
Девушка осторожно обернулась - тот же странный лес из кулис и синева, стук из-под последней ступеньки, голос. Незнакомец говорил устало, но как бы понимая ее: "Ты не бойся, все можно вернуть, но... оно будет другим; как и скрипку можно починить, но заиграет она по-новому. Покидай свои разбитые сны, они указали тебе путь к прошлому...". Он исчез, резкий пучок света, как на сцене, проливался на лестницу, внизу которой все слышен был стук. Линти спускалась и знала: она больше не боиться увидеть свое прошлое, каким бы оно ни было. (она стала тише, с любопытством чуть шевелит закрытыми веками).
Последняя ступенька отодвинулась. Из нее вылетел огромный голубь, который опустился рядом и заплакал ("Как долго я ждал, чтобы вернуться к тебе, хоть и для того, чтобы попрощаться" - говорили его умные бусинки глаз, он опустил свою головку и прижался к девушке - его сердечко тепло и близко мягким шепотом забилось рядом и... она вспомнила... Раньше, на ее первую скрипку сел приблудившийся голубь, она встретила в нем друга, молчаливого, но такого милого... они по целым дням могли общаться без слов, с голубем Линти могла поделиться тревогой или радостью, и каждый раз он летал прямо перед ней, утешая или пробуя хорошее вместе с ней...
Теперь он лишь во сне. Он плакал, потому, что понимал - его нашли, хоть он и ждал этого, но когда момент пришел, голубь грустно уронил перышко на руку девушки, гладившей его - "прости, но ты знаешь, и я знаю, теперь все будет у нас по-новому, по-другому" - будто сказала крошечная белоснежная частичка его крыла. Она коснулась пальцев Линти едва-едва, потом закружилась...
Девушка оглянулась - голубь летел ввысь, на руках у нее скрипка, снова собранная, на инструмент штришками тишины писал снег; вокруг сделалось... обычно - сцена, подходящие зрители... Скоро она проснется, и... все же она играла ту мелодию, что пришла к ней в сердце, когда с ней был голубь, когда он бился из-под ступеньки, когда она искала дорогу к нему. Она разбивала свои сны вновь, отпуская их, как то перышко, превратившееся в миг сияевшего снега (это мелодия скрипки удалялась эхом сна)...

[Gazero]

Almost full Moon

Белый свет струится вокруг меня сквозь тишину и темноту леса, в ожидании моей истории.
Признаться, повесть моя будет печальна. Началось это, в привычный для меня миг, когда огромный мирок белоснежного круга, родивший меня, тонкую ниточку, освещающую опушки, в ночное время кажущиеся темно-синими и шелестящими по-особенному. Я, как обычно, трогал паутинки, сверкающие капельками недавнего дождя, заглядывал в следы зверей, и вдруг услышал: "Все вновь по-старому". Интонации были многозначительными и я поспешил ухватиться за каждое слово истории, скрытой в глазах удаляющегося в темноту создания. Ну, конечно, так называть высокого, бледного юношу с черными волосами и глазами, одетого в простенький сюртук, никто не стал бы, не зная, кем он является на самом деле.
Не замечая меня, он шел сквозь густую завесу криво изогнутых веток, немного постояв у маленького волка, умершего не так давно, после - бережно положил к нему в лапы цепочку с кулоном, далее - он снова зашагал в темноту. Я присмотрелся - на украшении была изображена задумчивая девушка, с серыми глазами, каштановыми волосами, одета простенько, так, что ничего примечательного, только несколько шрамов на руке, как от глубоких порезов, отсвечивающих. Дотронулся тихонько - это слеза. Вот уж не подумал бы, что мой давний приятель, все не обращавший на меня внимание и продолжавший путь, способен на чувства! Хотя, возможно, я все просто упустил. Ведь я мог все пропустить, так как появляюсь не из всякой луны, а раз в полнолуние. Однако, еще не поздно все узнать, скорее за ним... Что-то мешает догнать. Опять этот краешек тучки, откуда медленно выплывал белый шарик моего дома, он держит в чувстве, что еще не до конца открыт свет ночи, и прошлое, скрытое в ее мраке, не отступило (вот почему каждый раз, как и сейчас, юноше становится больно, грустно и одиноко, снова раздается этот непередаваемый его вопль).
Время тревожно дрожит и замирает в этом мгновении, и я вместе с ним - самое время заглянуть в глаза, с силой обращенные на луну... Вижу... себя, только-только зародившимся, много ночей назад. Юноша был не один: осторожно он склонился над девушкой, что была изображена на кулоне, долго смотрел на нее и не хотел уходить. Пока она не очнулась, он тихонько сделал ей порез уже показывающимися когтями. С тех пор каждую лунную ночь она приходила в лес и они оставались вдвоем. Им было легко и хорошо, помню, как он осторожно держал ее в танце, кружась по воздуху, подлетая выше к облакам (кругом было сияние и синева). Так я рос, встречал их и провожал, когда близок был рассвет и пропадала луна, он проверял, чтобы рана оставалась и провожал ее до границ леса. Долго я не понимал, зачем это было ему, и только сейчас осознал - он не хотел разлучаться с ней. Отправляясь на свидание или возвращаясь, долго еще билось его сердце и мечтательно опускались его глаза. В мыслях он рисовал себе будущее, в котором всегда будет так и будет забыто скучное и зловещее прошлое, и бесконечно сможет он делиться своими мечтами со мной. Он радовался тому, что своим поступком спас ее от собратьев, ведь порез был меткой и правом того, кто оставил рану, и был уверен, что его чувства к ней взаимны, дарят счастье не только ему, но и ей. Девушка же...
Сначала она осторожно и тихо просто общалась с ним, боясь поверить в то, что с ним ей нечего бояться, затем, как я наблюдал, ей стало жаль его одиночества и благодарность за то, что ей оставили жизнь. Далее она... привыкла к вниманию, этим ласковым словам, подаркам, что ее аккуратно поднимали над лесом и осторожно целовали перед рассветом, к ней бежали из глухих чащ, оберегали и... Это стало ее гордостью, должным; несколько ночей длилась эта ее тайна, пока боль от пореза была терпимой. Девушке захотелось вернуться к нормальному образу жизни, она желала, чтобы рана перестала звать ее к лунному свету, юноше и затянулась. Для этого прикладывались усилия в виде повязок и мазей. Расставание с необычными свиданиями было болезненным, настолько, что она плакала. С одной стороны, так больше продолжаться не могло, с другой...
Ей было скучно по чувствам, что дарились ей таким необычным существом, и однажды, в тоскливую дождливую ночь, она пришла на привычное место в лесу. В ней что-то изменилось и я это ощущал, передавая это тихонько на ушко юноше. Долго он не хотел верить моему голосу логики - трепета в ее сердце больше нет, рана заживает и она торопилась затянуть ее, в глазах - ожидание чудес их встреч, но не самих встреч. Юноша все продолжал верить себе и ее улыбке, робким, приятным его душе шажкам, ее очаровательным серым глазам и сделал шаг навстречу с распростертыми объятиями. Тут его взгляд упал на повязку. "Зачем ты?" - только и спросил он. "Мне надоела эта боль от нее" - призналась девушка.
В тот момент он понял, что все его чувство – лишь его. Потом он с досады сорвал с ее руки повязку и еще раз полоснул когтями по ней, желая как бы продлить, удержать хотя бы иллюзию взаимности его любви, как последний кусочек облачка на время удерживает обман того, что луна неполная. Но пришлось ему наблюдать, как она убегает и говорит ему, что все, что было между ними – неправда. Юноша печально побрел в свое убежище, ожидая, что она одумается и вернется, вспоминая часто о ней, глядя на кулончик, подаренный ему ею в обмен на самую красивую розочку (цветок отдан был бескорыстно). Мне было жаль его, но я – лишь наблюдатель этой грустной истории и ничем не мог помочь. Особенно, когда потом он к нему пришел мальчик – брат девушки, кричал («Оставь ее в покое или забери насовсем в свою жизнь, а так – это не дело!»), ругался. В итоге они подрались и… маленький волк остался лежать умершим, оказывается, то был и его собрат тоже. Эта новость окончательно разочаровала девушку и она ушла навсегда.
Долгие моменты ночи потом я рассуждал, что же пошло не так. И меня озарило, с ноткой грусти последней капельки дождя – холодного и быстрого – просто все прошло, как и прошло бы рано ли поздно. «Все по старому» - девушка, позабыв о свиданиях и лесе с живущим в нем созданием, вскоре увлеклась балами и подругами, юноша… Ну вот он, опять уходит, скитаться по темным и пустынным зарослям.
И мне настало время уходить, как не хочется, бледно-бледно, но еще видна луна. Белый свет струится вокруг меня сквозь тишину и темноту леса…

[xucn]

[Gazero]

Liz s Story

Обитатели отеля "Кортез" занимались каждый своим делом, хотя логично предполагать, что в такой поздний час они уже спали. Красные залы, несмотря на это, привычно подсвечивались огнями ламп. Кругом было тихо, лишь слышался изредка шелест страниц, что переворачивали. Он доносился из-за стойки ресепшена: высокая худая фигура Лиз снова погружена в чтение.
Роман только разворачивал свои события, а ей было уже немного скучно, в глубине души, чего она хотела не замечать, вжимаясь глазами в книжку. "Странно, раньше все было по-другому!" - глубокомысленно отвела Лиз подведенные глаза, откладывая томик в сторону (хотелось верить, что посетившая мысль являлась мимолетным впечатлением, которое легко рассеять работой). Списки клиентов, счета, памятки о периодически возникающих проблемах в номерах... Монотонно одно дело сменяло другое, в голове же одно ощущение: "Надоело...".
Лиз со вздохом провела пальцами по вискам - если это банальная хандра, почему б не... взять сигарету? Она закурила, вспоминая о необходимости как прежде улыбаться, с настроением общаться с постояльцами и так же деловито помешивать коктейли в баре, оставаясь такой же причудливой. "Играть на публику - однако размышляло нечто внутри - Этим уже не взбодриться".
Нет, это что-то другое, более глубокое, от чего невозможно спрятаться. Рассеяно взгляд вновь забегал по буквам книги - обещающие быть увлекательными сюжеты ничем не оставались ни в мысли, ни в чувстве, как если бы это были просто пудинги на перекус, ими лакомишься, просто потому, что они есть.
"И так у меня во всем!" - с тоской обнаружила про себя Лиз, уже тяготясь чтивом и торопясь к концу, чтобы не тревожить совесть отсутствием уважения к труду автора. Она вдруг разобрала причину нахлынувшего мирка, в котором оказалась - все на свете ею прочувствовано. Стремления, оптимизм, интерес, любовь и связанные с нею пустота после утраты, терзания, смирение с оттенком ностальгии...
Сейчас - это словно чужое, давно прошедшее, просто жанр уже завершенной и прочитанной истории, или той, что в том иль ином варианте, но в сути всегда одной и той же, какие случались в "Кортезе", за его пределами.
"Возможно, это и не так плохо!.. Если все узнано, то... Надо быть благодарным - пережил, ознакомился, можно уже не переживать, достаточно привыкнуть..." - поглядев на часы, решила Лиз, неслышно удаляясь в темноту коридоров, унося с собой книгу - рано ли поздно сюжеты ее вспомнятся, быть может, полюбятся и захочется извлечь уроки, перечитать, так же и однажды прожитая история ей откроется новой...

[Gazero]

Eva

Заходившее солнце небрежно проводило лучами по раскинутым палаткам, пестрые ленточки над ними теребил ветер, придавая пейзажу завершенность, мало кто находит ее интересной. Но артистам бродячего цирка уродов местность стала теплой, родной и успокаивающей после выступлений. Посмотреть на редкие кустики, куцую траву в поле и с облегчением подумать - природа побеседует с тобой всегда охотно, пусть и без слов, при этом ей совсем неважно, как ты выглядишь.
Вдохновленная этим воспоминанием, из палатки вышла высокая коренастая женщина. Звали ее - Эва, хозяйка цирка рекомендовала ее посетителям как самую высокую и сильную на свете, за характер, лишенный кокетства, неразговорчивость и суровость во взоре, товарищи прозвали ее Амазонкой. Сейчас же это не имело значения, с каждым прикосновением к мужеподобным скулам, она ощущала, как уходит прошлое, будущее, есть только настоящее – закатные хрупкие облачка и словно разговаривающие друг с другом развевающиеся на ветру ленточки шатров.
Эва смотрела за горизонт и думала: везде найдутся те, кто ждет писем, звонков и встреч с человеком, что дорог или был когда-то частью жизни, и, как формы пролетающих в небе туч, ожидания меняются, а порою вовсе исчезают, сменяясь новыми; и только деревья, горы, реки, пески и травы, кусочки мозаики бесконечной живой красоты не обращают внимания на капризы людей, терпеливо ожидая, когда представится возможность подарить им свои блага… Амазонка поправила ниспадающий черный волос, выбившийся из-под привычного красной повязки на голове, изумившись этому: подумать только – они, молча и не ожидая ничего взамен, дарят себя человечеству! Есть чему поучиться… Тотчас она вскочила на мощные ноги и поспешно выпустила из пальцев пучок травинок, в задумчивости ею сжимаемый.
Можно исправиться, начать все заново! – озарялась идеей Эва. Не для себя, для других циркачей, что продолжали раздраженно ждать завершения показа представлений, собираясь в крошечном зале вокруг убогого стола и на все деньги торопливо угощаясь едой и вином, изо всех сил убегая от реальности рассказами шуток, хвастовством, сплетнями и злословием на клиентов. Хозяйка, наблюдая подобные сцены, радовалась, называла это отдыхом, жизнью, стремлением совершенствовать номера, в конце концов. С точки зрения ее коренастой подопечной это было абсурдом…
И много раз она уходила с этих пиршеств, учтиво-смиренно поднеся еду и поиграв немного для развлечения компании на пианино. Она знала – циркачи дарят себя только… себе. И друзей и любимых редко кто заводил из них, с радостью и готовностью дарить свое заработанное, накопленное наблюдениями и впечатлениями, другому. Ведь боялись, что никому это не надо будет, или в итоге над их душой посмеются, как и над их телом. Амазонке было очень жаль их, настолько, что она не в силах была крикнуть: «Не бойтесь», заплакать. А вместе с тем привычный пейзаж принял бы их, как принимает ее…
Просто надо это показать, сказать… Эва неслышно подошла к группке труппы, развалившейся на стульях после банкета; кто из них скучающе жевал, бездумно глядя в крошечный телевизор, сворованный с ближайшей фермы, кто дремал, судорожно сцепив руки под бутылкой со спиртным, кто листал неряшливые пожелтевшие от времени газеты, даже толком не читая, кто зевал, пересчитывая заработок и торопясь отложить незаметно побольше себе. Женщина вглядывалась в каждого красивыми глазами, обрамленными густыми бровями, и тихонько потрепала каждого за плечо, говоря, что есть хорошая новость.
Понемногу те оживились, лениво-торопливо сползая с насиженных мест, делая предположения… Как со вздохом она отметила про себя, вновь не покидающие их круг представлений: «что, новые клиенты?», «что придумала для номера?», «есть, что вкусное выпить или съесть?». Редко кто озадачивался, вспоминает ли его старый друг или скучает по нему любимая, что еще больше расстраивало Эву.
«Нет, побудьте с природой, попробуйте!..» - аккуратно сказала она, заботливо поддерживая шатающихся и слабых а также тех, кому в виду физического строения трудно ходить, повела из палатки на простор, с тихой внутренней радостью встречая степь и скромные кустики, редко в ней объявляющиеся.
«Странная ты все-таки, Эва!.. Ну, ладно, мы пошли!» - несколько минут спустя с усмешкой так или иначе сказали ей циркачи, разворачиваясь назад, к столу и залу, торопясь поболтать ни о чем с приятелями, выпить, отрепетировать задумки для денег, и каждый в своем мирке, опасаясь коснуться чужого, по-прежнему. Амазонка с грустью кивнула, улыбнувшись, направляя взгляд внимательных карих глаз на горизонт, вдыхая вечерний воздух – нельзя сдаваться, пока заходит солнце, чтобы вернуться…

[Gazero]

В поисках… Бузи

…Сотни быстрых, смышленых щупалец торопливо порывались вдаль моря, они аккуратно проплывали коряги, шагали над причудливыми дворцами коралловых рифов, на всякий случай открывая крупные ракушки, как будто надеясь внутри них обнаружить нечто…
Просыпавшиеся от их прикосновений крохи-жемчужинки едва заметно улыбались вслед, точно зная разгадку; а пышные края юбочки щупалец продолжали неутомимые поиски, рисуя на песке дрожащую и потешную тень кого-то словно очень знакомого им, но того, в кого боялись поверить…
Вперед, вперед, точно по звездам, маленький и бесстрашный живой пузырек их владельца купался в тоненьких лучах лунного сияния, дрожавшего на самой поверхности моря, крабы-малыши залезали под камни, укладываясь спать, красавцы скаты вылетали на ночную прогулку…
Но не стоило терять ни секунды! Немного белый от света ночи, прозрачноватый силуэт владельца группки неутомимых щупалец все продолжал путешествие, что таило в себе много чудес: вот малютки-осьминожки, переливаясь всеми цветами радуги, устроили игру в жмурки, а вот дождем проливаются монеты, алмазы затонувших кораблей, потревоженных волнами…
Вдруг… Щупальца остановились и замерли, дрожа от волнения, их крошечный обладатель замигал глазками: наткнувшись на зеркало, они встретили похожий, перевернутый волшебный мир моря, из недр которого выглядывала… Бузя! Медуза осторожно шевельнула юбочкой складок и с интересом пронаблюдала это же движение в отражении, значит…
Она все-таки есть и сказка глубин, ее бесконечного дома, происходит с ней! Какое счастье это осознавать, так сказать, найти себя! Бузя от восхищения перевернулась в толще сверкающей воды и, играя щупальцами, счастливо поплыла навстречу новым поискам…

[xucn]

Источник цитаты Eva

Источник цитаты В поисках… Бузи

чтож. хорошо... когда тебе хорошо и можно хорошо сидя (ибо - удобно), почитать хорошо (потому что - интересно) очередное написанное хорошо о хорошем

[Monty]

Ура, Бузя вернулась! И Газя тоже! Вот умеешь же ты порадовать, Лизут, такими тёплыми и симпатичными рассказиками, ну а описания просто высший класс! Спасибо!

[Gazero]

Спасибо, друзья, стараюсь по возможности

Мысль-Невидимка

Однажды маленьким я придумал историю. И настолько славную, что подумал: «Вот встану завтра и обязательно ее запишу». И давай тщательно придумывать детали рассказа, как будут вести себя герои и что будут говорить. Увлекся я этим и не заметил, как уснул.
И было мне так тепло и мягонько под одеяльцем, с уютной подушкой, что не хотелось ничего, только бы всегда так спать или просто лежать в кроватке.
Снилось мне, что история уже написана и все кругом мною восхищаются, дарят разные сласти и игрушки, просят еще придумать что-нибудь, и в один миг рождался новый рассказ, потом еще и еще. И так купался я в славе и подарках, не замечая, как часы отсчитывали стрелками уже новый день, и солнце будило лучиками, к новым подвигам и мыслям.
Собрался с силами, потянулся, зевнул хорошенько, думал встать с постели и… Как вспомнил, что мягенько-мягенько, тепло и приятно прижаться щекой к подушке, укрыться одеялом и дремать дальше. Придуманная история все еще маячила урывками и концепцией где-то на горизонте, покрываясь неведомым туманом. Таким незаметным, густеющим и обволакивающим ее все больше…
Тогда я вскочил на ноги и поскорее сел за стол, боясь потерять мысль, придуманную и славную, взялся за ручку и бумагу. Но время шло, а ничего не писалось, память отчего-то возвращалась к кроватке, убаюкивая силу воли и шепча сладким голоском: «Еще придумаешь… Подушка ждет». И поминутно глаза, сонно моргая, оборачивались к одеяльцу, под которым так хорошо мечтать, и ни над какой историей думать не надо…
Так последние очертания ее стали мыслью-невидимкой, и потом уже, как не силился обнаружить ее след – не получалось.
Я позже осознал, почему так вышло, и дал себе слово не слушать этот коварный незримый туман, таящийся в подушке и одеяльце.

[Monty]

Ох, как же мило... Просто, но со вкусом, как говорится. Умеешь ты порадовать, Газь, смайлик ты наш

[Gazero]

Empire

…Строго посмотрев на сестру, мужчина откинул прядь упавших белых волос: "Как же мне это надоело! - мучительно думал он, поджав губы. - Я уже не рад самому себе".
Он ушел, хлопнув тяжелой дверью, оставив Дейнерис со своими мыслями. "Это невыносимо!.. Я не хочу его видеть!". Она отодвинула блюдца с мясом, что собиралась отдать малышам-драконам.
Каждый думал о давящей сложившейся связи между ними, образовавшей незримую империю. В ней были противопоставленные друг другу армии. Немногословный Визарис повелевал Терпимостью, Расчетом, Насущными Вопросами; в то время как Чувствам, Самопожертвованию, Вопросам Морали, несомненно, покровительствовала так похожая на него девушка с такими же белоснежными локонами, черными бровями и глазами, с бледными чертами. Невидимая империя пускала их в свои лабиринты, заставляла задуматься над крепостными стенами логики и гулом ветров обстоятельств; от них производились то войны, то перемирия.
Снаружи так же равнодушно светила в окно луна, под синевой ночи сотни городов ждали перемен, при этом боясь потерять привычное место, обеспечение хлебом и зрелищами, и связями; устав от интриг и сражений, тысячи жителей как будто противоречиво показывали обратное - дай им спокойную, вдумчивую жизнь - специально спровоцируют недовольство или конфликт.
Дейнерис не давало уснуть чувство, что между нею и братом происходит то же самое. Необходимо поговорить... Сколько, казалось, было этих однообразных, ведущих к новому замкнутому кругу, разговоров; однако она ощущала, стыдливо поглядывая на дверь, что пристрастилась к этим метаниям.
Девушка тихонько постучала. "Можно?" - раздался ее робкий голос.
"Ох, опять!.." - кисло вздохнул в мыслях Визарис и открыл дверь - все же это родной ему человек, когда-то он ее даже боготворил и не жалел ничего для тихого почти детского создания.
- Мне бы очень не хотелось с тобой ссориться... - аккуратно приоткрывались нотки Дейнерис. - Подскажи, как тебе будет лучше, и я постараюсь...
- Все так пекутся о моем мнении! - с едким сарказмом выпалил собеседник, отвернувшись, стараясь не смотреть ей в глаза, что по-прежнему были чистыми и невольно смягчающими. Сейчас ему не до сентиментальности, он пресытился ею.
- Уже все было сказано - ты отдаешь мне Джоффи на полное попечение и сидишь себе молча, не лезешь! - холодно отчеканил он после паузы.
Прочитав в его глазах готовый распуститься цветок жестокосердия, девушка невольно отступила назад - окончательно испортиться юный король (Джоффи был ей неродной сын, пытаясь уладить многовековой конфликт между родами, Дейнерис приютила его, пока Серсея, совсем забыв о ребенке, спасала свой авторитет и власть, попутно силясь избежать тюрьмы).
- Но тогда он пойдет окончательно в свою мать! - вздрогнула она, вспомнив казни и пытки из забавы, к которым пытались приучить Джоффи.
- Ишь как заговорила-то, а! - вновь вспыхнул Визарис.
На этом его гнев так и не сменился на милость. Он грубо вывел сестру из покоев и удалился за причиной их многомесячного конфликта - белокурым с рыжинкой и густыми темными бровями подростком с выражением капризности и злости на лице. Юный наследник Серсеи, видимо, с наслаждением слушал брань и потому встретил его с улыбкой уважения и даже радости.
"Вот бы у меня и вправду был такой отец!" - Джоффи взял за руку Визариса и, гордо задрав подбородок, шел в тронный зал вместе с ним - он не думал о том, что в каком-то смысле являлся центром незримой империи добра и зла между двумя людьми, двумя родами и двумя государствами, он вообще ничего не хотел знать, лишь бы его развлекали и давали роскошные украшения, мантии, яства и оружие, он любил только силу и всех, кто сильный.
По пути им встретилась девушка, отчаянно прятавшая в руках письмо и бежавшая к выходу.
- Куда, ничтожество, пошла?! - раздраженно выкрикнул вслед ей брат, краем глаза отметивший - от восторга юный король тихонько засмеялся, и это занавесом оградило его от мучительного нашептывания совести - он перед маленьким, но мужчиной, которого обязался воспитать как, в его понимании, подобает. Лишнее должно быть вычеркнуто в таком деле, ничто не должно отвлекать от мыслей об управлении будущей империей, укреплении собственной, той, что внутри.
Дейнерис же была его противоположностью - Джоффи она старалась показывать муки бездомных и обиженных, рассказывать о том, как радуется все живое, если о нем заботятся, относятся с лаской, по ее распоряжению мальчику привозили литературу по этике, добрые сказки, девушка с удовольствием ухаживала за поселившимися во дворце животными и старалась привлекать его к этому. Верила - невозможно построить будущее на холоде и суровости, хоть и видела, что юному королю это почти неинтересно.
Она все, не оглядываясь на хмурый, тяжелый облаками и тучей воронов рассвет, бежала, обжигаясь слезами от воспоминаний: было время, когда Визарис был словно другим человеком - добрым, открытым, по крайней мере, в обращении с ней он таким являлся или она хотела видеть его таким; в сердце не хотела умирать память о том, «другом», в душе то воскресала, то умирала надежда, что ее любовь к брату, преданная и искренняя, сносящая все сложности последних событий, быть может, неправильная, не исчезнет и тонкая нить непростых их отношений не оборвется.
Ведь именно эта нить была ее и его, скрытой от глаз, империей…

[GeneralLukin]

А неплохо так империя вышла

[Gazero]

Лисьи брови

На далекой окраине одного леса жил одинокий человек. Был он тихим и задумчивым и очень любил дождь и шум ветра в лесу. Поговаривали, что хранил он сокровище, дороже которого нет на земле.
Многие жители ближних городов и деревень ходили в ту чащу, несмотря на все страшные легенды о ней, но возвращались, рассказывая, что никого не видели, только промелькнувшую рыжую тень в чащобе не то духа огня, не то лисицы, да мало ли что покажется?..
Так и строили люди легенды о богатстве загадочного человека. Кто жил у моря, говорил о невиданной расцветки и размеров жемчуге, который высоко оценили бы иностранные купцы; кто добывал кусок хлеба ткачеством, придумывал ему богатые одежды, ярче и нежнее любого шелка; даже богачи завидовали неизвестному и полагали, что непременно тот имеет и изысканный фарфор, и чистейшее золото, и яства, о которых можно лишь мечтать.
И, как другие, однажды любопытство прошептало Девушке зайти в лес и узнать тайну. Долго бродила она под шумящими зелеными живыми пагодами, усыпанными как золотом, солнечным светом, пока не наткнулась на... крошечный череп. "Как нехорошо, что среди такой красоты встречается подобное" - подумала Девушка и забрала находку.
Вернувшись домой, она поставила череп на полку и забыла про него. Но лишь взошло белое око хранителя ночи, а сотни переливающихся капелек снов объяли небо, в дверь ее дома постучали. "Кто пришел в такой поздний час?" - мелькнула у нее мысль, но то же взыгравшее любопытство толкнуло открыть.
На пороге стоял юноша. С виду он был простым, тихим и красивым, только бросались в глаза неестественно рыжие с черным ободочком брови, спускавшиеся чуть ли не к щекам, делающим его похожим на лису. С первого взгляда они понравились друг другу и стали друзьями.
Лисьи брови (как Девушка про себя называла нового знакомого) с радостью слушал ее рассказы о городах, людях, что они любили, слушал песни и смотрел картины вместе с ней, только... Глаза его с каждым днем были все печальнее и печальнее. Скоро он сильно затосковал и молча сидел у окна, не ел, не пил. Стало Девушке жаль друга, и спросила она:
"Отчего ты невесел?"
"Признаюсь тебе - ответил Лисьи брови. - Жил я в лесу, о котором ходят слухи, и был счастлив от того, что каждый закат и рассвет встречал со своим сокровищем. Оно меня встречало после долгих странствий, утешало и давало силы, когда мне было тяжело на душе. Но в один миг потерял я его. Долго искал и заблудился... Пришел к тебе в надежде найти и не нашел. Попытался я забыть о своем сокровище, найти другое... Потом понял - ценнее его нет. От того грусть не покидает меня".
Удивилась его собеседница, ведь никаких богатств не встречала она в лесу. И тут вспомнился ей маленький череп, забытый на полке. Девушка изумленно достала его и протянула юноше со словами:
"Ничего я в лесу не нашла, только это. Неужели это и есть самое ценное сокровище на свете?".
"Да. - ответил тот, бережно принимая в руки череп. - Ведь если нет никакого напоминания о том, что жизнь имеет конец, то даже она, со всеми ее богатствами, что так любят люди, не будет тем, о чем они забывают - бесценным мгновением".
После этого Лисьи брови тихо попрощался и скрылся. С приходом луны в лесу опять мелькнула тень не то духа, не то лисы - это был он, странный человек, познавший загадку жизни...

[xucn]

Источник цитаты Лисьи брови

( )

[Vlad pavlovich]

Сказка красивая, но... очень странная...